- Вы помните этого человека, мистер Хартхаус?
- Отлично помню!
- Его лицо, и как он держался, и что сказал?
- Помню. И по правде говоря, впечатление он произвел на меня самое мрачное. Унылый субъект и скучный до крайности. Не без хитрости, однако, этакая смиренная добродетель. Но, уверяю вас, пока он разглагольствовал, я невольно подумал: "Ну, братец ты мой, пересаливаешь!"
- Мне очень трудно подозревать этого человека в чем-нибудь дурном.
- Дорогая моя Луиза - как вас называет Том - (никогда Том ее так не называл), вы знаете что-нибудь хорошее о нем?
- Нет, конечно.
- Или о ком-нибудь другом из этих людей?
- Откуда? - спросила она таким тоном, каким уже давно не говорила с ним, - ведь я ровно ничего об этих людях не знаю.
- Тогда соблаговолите, моя дорогая Луиза, выслушать почтительнейшие разъяснения вашего преданного друга, который кое-что знает о некоторых разновидностях своих превосходнейших ближних, ибо я охотно верю, что они превосходнейшие люди, невзирая на присущие им маленькие слабости, как, например, - не упускать того, что плохо лежит. Этот человек много рассуждает. Все люди рассуждают. Он ратует за высокую нравственность. Сколько угодно шарлатанов ратуют за высокую нравственность. От палаты общин до уголовной тюрьмы - повсюду одни ревнители нравственности. Только в наших рядах их нет, и в этом особенная прелесть нашей партии. Вы сами видели и слышали, с чего все началось. Перед вами был человек - из тех, что вечно в пуху, - недовольный своим жребием, и мой глубокоуважаемый друг, мистер Баундерби, который, как нам известно, не обладает деликатностью, способной смягчить ожесточение таких людей, обошелся с ним весьма круто. Рабочий этот был обижен, зол, он вышел из вашего дома сердито ворча, встретил кого-нибудь, кто предложил ему участвовать в налете на банк, согласился, спрятал свою долю в пустой дотоле карман и почувствовал огромное облегчение. Право же, вместо самого обыкновенного малого, он оказался бы человеком необыкновенным, не воспользуйся он таким удобным случаем. А, может быть, если у него хватило смекалки, он и сам это дело устроил.
- Мне почему-то кажется, - сказала Луиза после короткого раздумья, что я поступаю дурно, соглашаясь с вами, хотя ваши слова снимают камень с моей души.
- Я говорю только то, что подсказывает мне логика; вот и все. Я неоднократно беседовал об этом деле с моим другом Томом - между нами, понятно, по-прежнему царит полное доверие, - и мы оба одного и того же мнения. Угодно вам пройтись?
Они ушли рука об руку в глубь сада и затерялись среди дорожек, уже едва различимых в сгущающихся сумерках, и не ведала Луиза, что спускается все ниже, ниже, ниже по лестнице миссис Спарсит.