Зачем он вынудил ее вернуться, ведь у него явно пропало желание поддерживать с ней прежние отношения?
А она с отчаянием сознавала, что любит его, любит еще больше, чем прежде!
Стоило ей только взглянуть на него, и сердце у нее разрывалось от мучительной боли; стоило только услышать его голос, и по всему телу у нее пробегала дрожь.
«Я люблю его! Я люблю его!» – повторяла она.
Но восторг, блаженство, счастье, переполнявшие ее, когда маркиз поцеловал ее в Булонском лесу, бесследно исчезли. Осталась только грусть, что, помимо разницы в их общественном положении, между ними возникла еще какая-то непонятная, но непреодолимая преграда.
Одна в каюте, пропахшей машинным маслом и соленым запахом моря, Линетта терзалась неопределенностью. Ей вдруг пришла в голову ужасная мысль, что ее отец мог быть преступником.
Что, если он совершил что-нибудь страшное, и теперь маркиз везет ее в Англию, чтобы она расплатилась за преступление отца?
Нет, одернула она себя, такого не могло быть.
Ее мать всегда говорила об отце как о замечательном человеке, она никогда бы не стала оплакивать кого-то, кто не соответствовал бы ее идеалам и представлениям о том, что хорошо и что дурно.
Но почему тогда маркиз был так мрачен и угрюм? Почему он больше не говорил ей о своей любви, не просил выйти за него замуж?
Все было слишком сложно и запутанно, чтобы Линетта могла найти какое-то объяснение.
Девушка все больше и больше погружалась в уныние. Становилось все труднее сдерживать слезы, а боль в груди возрастала с каждым разом, когда маркиз приближался к ней.
Когда они прибыли в Дувр, шел дождь, небо заволокло тучами, и Линетта с горечью подумала, что красота и солнце Парижа померкли навсегда.
Что ж, ей придется столкнуться лицом к лицу с реальностью и принять жизнь такой, какова она на самом деле.
«Господи, не дай нам обнаружить что-нибудь ужасное про папа, – шептала она. – Пусть он будет честным, благородным, прекрасным человеком, каким я всегда его считала».
Они снова сели в поезд. Этот способ путешествия был куда более быстрый, чем путешествие в почтовой карете.
Разговор между ними не клеился. Маркиз поинтересовался, удобно ли она сидит, не проголодалась ли, – и все.
Они были в купе одни, и по временам Линетту охватывало безумное желание броситься в объятия Дарльстона и умолять его успокоить ее, сказать, что она ему по-прежнему дорога.
«Что на свете еще имеет значение, кроме нашей любви», – хотелось ей сказать маркизу.
В отчаянии Линетта жестоко корила себя за то, что, отказавшись от счастья, обрекла себя до конца дней на одиночество и тоску.