Тот неохотно кивнул. Гуру прикурил, затянулся глубоко, выпустил дым колечком.
– Я когда-то курил, лет двадцать как бросил, – пояснил он. – Откуда у вас сегодня «Филипп-Моррис» с угольным фильтром и в пластмассовой пачке? Мечта всех курильщиков Советского Союза лет тридцать назад. Для меня эти сигареты – как… – он поискал слово, – как ностальгия по молодости.
– Я когда-то купил тридцать коробок. – Найту не очень хотелось продолжать этот разговор.
– Понятно, – сказал Гуру, хотя было очевидно, что ничего ему не понятно.
Ну, не рассказывать же ему, что эти сигареты его приучила курить Лялька, запретив раз и навсегда «вонючки из козлиных кизяков», которые он курил до встречи с ней. И Найт, когда она погибла, пообещал себе всегда курить только эти сигареты в память о ней. Он действительно много лет назад купил тридцать коробок: как знал, что их перестанут выпускать.
Но последние годы он старался экономить, потому что исчезал «Филипп-Моррис» слишком быстро. Невосполнимый запас. Только когда Найт занимался чем-то, связанным с Лялькой, он позволял себе оторваться и курить вволю. Понятно было также, что если сигареты кончатся раньше, чем он умрет, то он просто бросит это вредное, но такое приятное занятие.
Лет двадцать пять (или двадцать – он точно помнил, что прошло несколько лет со дня гибели Ляльки) назад он пережил сильный шок, когда увидел, что так же, как он, мыслит и чувствует кто-то еще. В Мюнхене проходил фестиваль, и в его рамках был показ фильмов режиссера, про которого Найт ничего не знал, кроме того, что он в прошлом жил в России, потом не то сбежал, не то его выдворили насильно и несколько лет, как работает на Западе.
Почему он, Найт, попал на этот фильм, он уже не помнил, помнил только, что кино поразило его какой-то щемящей нотой, беззащитностью. Там было что-то про довоенную Россию, про молодых ребят, которые ушли потом на войну, чтобы не вернуться, – собственно, про поколение его отца.
Но погибла – девушка, и герой фильма, как помнил Найт, носатый еврей, вдруг сказал, что он всегда будет курить какие-то определенные сигареты и добавил:
– Это в память о тебе, Юлька (а может быть, Инга – имени героини Найт, конечно, не помнил).
Но не рассказывать же этого, в общем, вполне симпатичному Жене. Зачем ему чужая боль и тоска, у него, и это было видно, и своих хватает.
– И еще, Найт, – Женя докурил «Филипп-Моррис», раздавил окурок в пепельнице, – нам бы надо кое-что уточнить.
– Я слушаю.
– Мы с вами договорились, – Женя достал из сейфа «Владимира», привезенного Найтом, положил на стол между ними, – что я оказываю вам две услуги – ищу шахматы и с помощью моего человека составляю список по известным вам и мне координатам, так? Я считал, что у нас с вами дело чистое, но так не получается…