Во имя чего?
Чтобы его подвергли осуждению праведные, но неинтеллигентные люди?.. Но, как интеллигент, как единственный здесь человек с высшим образованием, он должен их научить, должен объяснить, что поступает справедливо и правильно, ибо знахарское ремесло представляет опасность для общества, что законы нужно соблюдать, а воровство всегда остается воровством, независимо от причин, толкнувших на преступление. Цивилизованное общество и все сознательные граждане обязаны придерживаться общепринятого порядка.
Разумеется, в поведении Косибы найдется достаточно оснований для смягчения приговора. Но пусть это решает суд…
Нет, доктора Павлицкого не мучили угрызения совести.
Врожденное высокомерие не позволяло ему снизойти до оправдания своих поступков перед этими людьми. Какой смысл метать бисер перед свиньями?
Он молча стоял, подняв голову и сжав губы, делая вид, что не замечает недоброжелательных взглядов.
Сержант Земек закончил писать протокол, прочитал, присутствующие подписали.
— Вы еще должны подписаться о невыезде, — обратился он к Косибе, — вот здесь. Вам нельзя выезжать, не поставив об этом в известность полицию.
— Как это? — удивился доктор. — Вы не арестуете его?
— Не вижу причины, — пожал плечами сержант.
— Воровство же доказано?
— И что из этого?.. Арестовывают в том случае, если есть опасения, что обвиняемый сбежит, а я уверен, что он никуда не денется.
— Ваша уверенность может оказаться ошибочной.
— За это уж я несу ответственность, пан доктор. Я направляю дело на судебное расследование. Может быть, судья прикажет арестовать пана Косибу, если вы будете настаивать. Но я сомневаюсь. После приговора его посадят. Конечно, в том случае, если он будет осужден. Ну, здесь у нас больше нет вопросов. До свидания, пан Косиба! Будь здорова, панна Марыся!
Они вышли, и скоро стук колес брички известил об их отъезде.
Знахарь неподвижно стоял у дверей. Когда он повернулся, то увидел Марысю, по щекам которой текли слезы.
— Что с тобой, голубка моя, что с тобой? — забеспокоился он.
— Дорогой дядя Антоний, сколько неприятностей у тебя и все из-за меня!
— Успокойся, голубка, не плачь. Какие это неприятности, ничего мне не будет.
— Если тебя посадят в тюрьму, я, наверное, умру от отчаяния!
— Не посадят, не посадят! А если бы и посадили, так что? Корона у меня с головы не упадет.
— Не говори так, дядя. Это была бы страшная несправедливость.
— Хорошая моя, на свете больше кривды, чем правды. А здесь, по правде говоря, я заслужил наказание: украл, ничего не попишешь.
— Чтобы спасти меня!
— Так-то оно так, но воровство и есть воровство. Другое дело, что я не сожалею о содеянном. У меня не было другого выхода. Но тут не о чем говорить, даже сержант будет меня защищать.