Бродяга чокнулся с профессором и выпил.
— Если хочешь, маэстро, узнать, как действительно выглядит шикарная дама, можешь подсмотреть ее в ванне через замочную скважину. Проверишь, скажем, что у нее истрепанная грудь и худые бедра. Узнаешь о ней что-нибудь новое. Но о ее сущности по-прежнему ничего не будешь знать. Потому что даже тогда, когда она одна и снимает свою оболочку, маску, которую всегда надевала для тебя, под ней окажется другая, которую она не снимала никогда и которая для нее самой является чем-то непроницаемым. Верно? Конечно, есть минуты, когда можно заглянуть кому-нибудь в рукав или за воротник. Это катастрофические мгновения. Оболочка разрывается, лопается, появляются отверстия, щелочки. Вот… вот, например, в такой ситуации, как у тебя сейчас, пан! Что-то тяжелое проехалось по тебе.
Он наклонился над столом и вперил в профессора Вильчура свои покрасневшие глаза.
— Я прав? Ты согласен со мной?
— Да, — кивнул головой профессор.
— Разумеется! — гневно крикнул Обединский. — Разумеется! Такой человек, как я, страждущий покоя, не может не столкнуться с человеческой глупостью! Потому что дно каждой трагедии это глупость!.. Так в чем дело? Лопнувший шарик или платформа?.. Обанкротился, выбросили из какого-нибудь министерского кресла или разочарование? Что?.. Женщина?.. Изменила тебе?..
Профессор опустил голову и едва слышно ответил:
— Бросила…
Глаза Обединского сверкнули яростью:
— Ну и что! — заорал он. — Что из этого?!
— Что из этого? — профессор схватил его за руку. — Это значит… Это все… Все!..
В его голосе, должно быть, было что-то такое, что заставило Обединского сразу успокоиться; он сник и замолчал. Только спустя несколько минут он начал говорить каким-то жалобным тоном:
— Подлая жизнь, и мне постоянно не везет. Ненавижу сентиментальность, но судьба вечно подбрасывает мне жертвы сентиментальности. Черт бы побрал… Не сомневаюсь, что это специально. Одного дубина не свалит с ног, а другой поскользнется на вишневой косточке и расшибет себе лоб. Нет тут никакой мерки, никакого критерия. Пей, брат. Водка — хорошая вещь, черт подери!..
Он снова наполнил стаканы.
— Пей, — предложил Обединский, вкладывая стакан в руку профессора. Эй, Дрожжик, дай следующую!
Хозяин сполз со своего логовища в алькове и принес бутылку. После чего погасил свет, так как в нем уже не было нужды: через грязное окно заглядывало пасмурное дождливое утро. Компания, что сидела в углу пивной, бросив своего компаньона, высыпала на улицу.
Обединский, опершись локтями о стол, в пьяной задумчивости говорил: