После завтрака появился садовник, и они вместе прошли в оранжерею. Лешек указывал удивленному слуге все новые цветы и наконец сказал:
— Все это срежьте.
— Срезать?..
— Да. И упакуйте.
— А куда это?
— Я сам заберу.
— Так вы уезжаете?
Лешек ничего не ответил и направился к выходу.
— Извините, — остановился садовник. — Но вы велели срезать почти все цветы. Это не мое дело, только я не знаю, не будет ли пани…
— Хорошо. Прошу сказать об этом пани и спросить, не будет ли она возражать.
— Пани уехала на машине на станцию и вернется только к обеду.
— Значит, после обеда и спросите. Я тоже еду после обеда.
Лешек не сомневался, что мать согласится даже на большее опустошение оранжереи. Она, конечно же, сразу поймет, зачем ему нужны цветы.
Он вернулся к себе и стал писать письма. Самое длинное — родителям. Короткое и душевное — нескольким приятелям, официальное — полиции и наконец — пани Шкопковой. Это последнее было для него очень важным: ему следовало реабилитировать Марысю в городе.
Он закончил писать, когда в дверь постучала экономка, пани Михалевская. Вчера она не успела поздороваться с Лешеком, потому что была очень занята, как всегда перед праздниками. А сейчас, узнав, что Лешек уезжает после обеда, бросила тесто на милость повара только ради того чтобы увидеть пана Лешека и выразить свою радость по поводу того, что, благодаря Богу, она снова видит его здоровым. Она начала рассказывать, как вся округа интересовалась им, кто, что говорил, и кто, что сделал.
Лешек слушал ее болтовню, и ему пришла в голову мысль, что эта женщина, живая летопись всего района, определенно должна знать и то, о чем ему не хотелось бы расспрашивать в городке.
— Дорогая Михалеся, — обратился Лешек к экономке, — у меня есть просьба.
— Просьба?
— Да. Не знаешь ли… — голос его дрогнул, — не можешь ли сказать мне… где похоронили…
— Кого?
— Где похоронили ту… девушку, которая погибла в катастрофе?..
Женщина широко открыла рот:
— В какой катастрофе?
— Ну вместе со мной! — нетерпеливо ответил Лешек.
— Езус Мария! — воскликнула она. — Что пан Лешек говорит? Как ее могли похоронить?!. Та Марыся?.. От Шкопковой?.. Так она жива!
Кровь отлила от лица Лешека, он вскочил со стула и чуть было не упал.
— Что?! Что?! — спросил он прерывистым шепотом, так что испуганная Михалевская попятилась к двери.
— Клянусь Богом! — повторила она. — Зачем же ее хоронить! Она выздоровела. Тот знахарь вылечил ее, и его посадили в тюрьму, а она живет на той же мельнице, люди говорили, а наш Павелек, повар, видел ее собственными глазами… Боже! Помогите!