– Ладно, – сказал он, – захотят – потом подойдут. Праздник на носу, жена велела продуктов купить.
– Мне бы тоже поскорей, – откровенно сказал санинспектор. – Костюм надо взять из химчистки.
Студенту, видно, ничего не надо было, он промолчал. Мы вышли на улицу. Дождя не было, но он мог вот-вот пойти: низкие тучи неслись над землей. Было холодно. На пустыре глинистая почва размокла, пришлось идти в обход по асфальту. Дроботун в развевающейся плащ-палатке шел впереди, глядя под ноги и осторожно огибая сиреневые от машинного масла лужи. Я смотрел на его чистые ботинки с войлочным верхом и подумал, что Силаев был прав: ботинки председатель комиссии пачкать не захочет.
Мы подошли к дому и остановились. Плотники уже разобрали забор, дом виден был от дороги, он блестел свежей краской и вымытыми окнами.
– Снаружи вроде бы ничего, – сказал Дроботун, – посмотрим, как-то там внутри.
– А это что? – показывая пальцем на стены, спросил студент, который до сих пор молчал.
– Где? – спросил Дроботун.
– А вот трещина. Выходит, не успели построить дом, а он уже треснул.
Мы не сразу поняли, в чем дело, а когда поняли, Дроботун переглянулся с санинспектором, и оба они снисходительно улыбнулись.
– Это не трещина, – мрачно сказал я. – Это осадочный шов.
Парень смутился, покраснел, но сказал очень строго:
– Проверим. Покажете потом проект.
Я понял, что хлопот с ним не оберешься.
Так оно и получилось. Пока мы ходили по первой секции, где было, в общем, все в порядке, студент куда-то сбежал. Мы ходили втроем. Дроботун рассеянно тыкал пальцем в стены, смотрел окна, двери. В одной квартире он показал мне на мокрый пол.
– Надо было раньше поливать, – хмуро сказал Дроботун, – чтоб успел хоть немножко высохнуть.
Это была работа Писателя. Попался бы он мне сейчас на глаза, я из него душу бы вытряс.
Санинспектор занимался своими делами: смотрел кухни, ванные, уборные, дергал ручки спускных бачков. Полы и двери его не интересовали.
Мы обошли все этажи, и я предложил председателю и санинспектору посмотреть вторую секцию. Предложил я это просто для очистки совести, наверняка знал, что они откажутся.
– Чего там смотреть? – сказал Дроботун. – Все ясно. Где акт?
Я вынул акт, сложенный вчетверо, из кармана. Я уже думал, что сейчас все кончится, и обрадовался. Если уж я не могу делать все как полагается, так пускай хоть будет меньше возни.
В это время открылась дверь, в комнату, где мы находились, вошел студент, мокрый с ног до головы, в ботинках и брюках, облепленных грязью.
– Опять дождик пошел? – глядя на студента, насмешливо спросил Дроботун.