– Слышал я, что черная девка ест за одним столом с ними. – Человек говорил об этом, как о нечто из ряда вон выходящем.
– Разве такое возможно?
Реплика заставила Джона с силой вонзить вилку в мясо. Он не выносил невежества и фанатизма.
– Никогда не слышал, чтобы порядочная белая женщина такое позволяла. Знаешь, как говорится – каждому свое.
– Неизвестно, что они поделывают. Может быть, связаны с этой нелегальной дорогой, по которой рабы бегут на север.
– Думаю, так оно и есть.
– Но сейчас у нее другое занятие. Черт побери, навестим их вечерком, а?
– Держитесь подальше от миссис Гайд. Слышите? – Буфетчик протер стойку мокрой тряпкой. – В том, что вы о ней говорите, нет ни слова правды.
Посетители продолжали свой разговор.
– Слышал, мужик ее не вернулся… если он вообще у нее был. Ха-ха-ха!
– Чушь собачья! Ребята говорили, один лодырь провел у нее лето, женился на ней и оставил ее беременной, когда записался в армию.
– Но сейчас она не замужем, разве кто из парней, решивших заглянуть к этим визжалкам, залез ей в штаны. Можешь взять себе важничающую суку. А я рассчитываю на ту цветную похотливую кошку.
– Слушайте-ка! Среди вас нет парня, который бы получил приглашение от миссис Гайд, – вмешался буфетчик, – так что заткнитесь или выметайтесь отсюда!
– Чего ты кипятишься? Насчет того, не измажем ли мы вдовушке дыру? Ха-ха-ха!
– Заткните свои поганые рты. Вон, и чтоб я больше ваших задниц не видел!
Толлмен допил кофе и встал из-за стола. Ему очень хотелось пересчитать зубы негодяям. Но, рассудив, что драться из-за женщины, с которой обменялся лишь парой слов, не очень разумно, он бросил монетки на стол и вышел. Джон стоял на крыльце, когда те люди прошли мимо него, договариваясь о поездке к вдове Гайд на ферму.
Теперь, лежа на одеяле, он был рад, что последовал за ними. Он смотрел на темные очертания скромного дома, клумбы, ухоженный огород, небольшой штабель дров. Дырки в дощатой изгороди были забиты валежником, а на крыше амбара прикрыты консервной жестью. Коровник вычищен, цыплята закрыты на ночь.
Эдди Гайд была хорошей женщиной, как он и подумал, когда увидел ее в лавке.
«Первое впечатление о человеке в большинстве случаев верное. Доверяй своим ощущениям, думай сам, следуй по собственному следу» – такой завет Рейн Толлмен оставил сыновьям.
Джон коснулся шрама на челюсти. Последние десять лет Толлмен добывал себе на жизнь ружьем, в совершенстве овладев ножом. Он убивал быстро и безжалостно, но только защищаясь. Это давалось ему нелегко, хотя он жил среди людей, которые не представляли иных отношений.