Бог лабиринта (Уилсон) - страница 16
Я сказал:
– Ну… объясни Говарду, что меня ждут жена и дочь в Нью-Хевене.
С несчастным видом она растерянно произнесла:
– Да, я знаю.
Я спросил:
– Не понимаю, какая разница – пересплю я с тобой или нет?
Хотя, честно говоря, я догадывался, в чем дело: Флейшер из тех людей, которые добиваются своего любой ценой. Он прочел мою книгу и решил, что я именно тот человек, который ему необходим, чтобы придать книге Донелли респектабельный имидж. А если я проведу уикенд у него в доме, да еще с девушкой, которую он мне подсунул, тогда я попаду в определенную зависимость от него и буду чувствовать себя его должником. Я сказал:
– Понимаешь, я не думаю, что смогу принять предложение Флейшера. Эта книга – не просто глупая и плоская порнография. Это плохо написанная порнография. Она неубедительна.
В качестве доказательства я прочел ей эпизод, где герой залезает в постель к сестре, узнает, что у нее менструация, и несмотря на это лишает ее невинности.
– Ирландская девушка в 1780 году не позволила бы никому, даже родному брату, узнать, что у нее менструация.
Тем не менее, я ощутил, что чтение этого эпизода вслух вызвало возбуждение у меня в паху, помимо моей воли оно достигло такой степени, что мне стало затруднительно ходить по комнате. Чтобы скрыть это от Беверли, я вынужден был присесть на довольно широкий подоконник. Она возразила, что манеры в восемнадцатом столетии были более раскрепощенными, а Донелли, конечно же, малоопытный писатель, который прошел мимо важных этапов в совращении девушки. Я сказал:
– Прекрасно. А что ты скажешь об этом эпизоде?
Я обратился к сцене, где описывается, как он совращает школьную подругу своей сестры. Беверли прижалась к моему плечу и ее грудь уперлась в мою руку. В сцене говорится о том, как девушка стоит рядом с героем, а он расстегивает ей корсет и начинает ласкать кончики ее грудей, затем вставляет пальцы в «коралловую раковину». Все кончается тем, что они трахаются в позе, когда она оседлала его, а ноги ее раскинуты в стороны у него на коленях. Я заметил, что все это мне кажется нелепым и абсурдным, но голос мой звучал напряженно и хрипло. Сочетание порнографии и реальной груди девушки, тесно прижимающейся ко мне, возбудило меня еще больше, и Беверли заметила бы это, если бы на коленях у меня не лежала рукопись. На ней была ниспадающая, свободная кофточка из пушистой розовой шерсти, очень хорошо сочетающаяся с ее золотистой кожей. Когда я закончил читать, она смочила слюной указательный пальчик, обняла меня и засунула его нежно прямо в мое ухо. Не знаю, где она освоила этот прием, но подействовал он потрясающе. Она сразу же стала хозяйкой положения и осознавала это: неловкость исчезла, я потянулся к ней, спустил кофточку ниже плеч, затем ослабил бюстгальтер, представляющий собой крошечный кусочек кружевной материи. Приподнятые кверху нежные груди оказалась снаружи, оба соска ярко набухли розовыми ягодками. Я поочередно брал их ртом и ласкал кончиком языка. Она скользнула мне на колени, сбросив на пол рукопись, и расстегнула молнию на моих брюках. Мы посидели некоторое время в таком положении, тяжело дыша, и мне захотелось знать, не собирается ли она перейти на постель, но ее пальчики продолжали с утонченным искусством ласкать меня, и мне захотелось остаться на подоконнике, наслаждаясь ее ласками. За ее плечами в окне я мог видеть темные силуэты деревьев на фоне моря, их ветви были покрыты первыми зелеными побегами. Они выглядели удивительно твердыми, как будто сделаны из какого-то черного и серебристого металла. Когда я почувствовал оргазм, деревья накренились и заколыхались, и что-то внутри меня затвердело так, что все вокруг меня стало таким же твердым – твердым и прекрасным, таким прекрасным, каким только и может быть твердое и чистое. Она наклонилась надо мной и вложила свой язычок в мой рот, держа его там, пока я постепенно не успокоился в ее руке. Я дал ей свой носовой платок, и она аккуратно протерла им свои пальчики. Она потянула меня за руку, и мы перешли на постель и просто легли на ней, не снимая одежды. Я уже начал засыпать, когда какой-то легкий скрип заставил меня поднять глаза: в зеркале я увидел отражение открывающейся двери. В комнату заглянул Флейшер, заметил нас и немедленно скрылся. Беверли мирно спала, полуоткрыв рот. Внезапно я почувствовал к ней острую жалость, в основе которой была любовь. Флейшер приказал ей прийти и отдаться мне. Она сделала все возможное, чтобы предоставить мне максимальное наслаждение, самозабвенно, совершенно позабыв о себе, и наилучшее свидетельство тому – мой носовой платок. Я нежно и благодарно поцеловал ее полураскрытые губы, когда она слегка шевельнулась, и нежно коснулся ртом ее лба.