— Да, вчера он переволновался. Несколько месяцев он скрывал от всех свое родство с Фабианом. И вот вчера… взорвал свою бомбу. Что тут началось! Настоящий цирк. А этот недотепа адвокат даже не попытался нас образумить. Лишь подлил масла в огонь, сообщив, что теперь Эдуардо получит половину наследства.
— Что значит «настоящий цирк»?
— Ну, Полли сразу пустила слезу. Еспер с горя надрался, а тетя Лиселотт до сих пор не опомнится от расстройства. Даже дядя Рудольф сплоховал, забыв свои наставления о мудрости и справедливости.
— А ты сама?
— Я ему все высказала, — жестко ответила Мирьям. — Выложила все, что я о нем думаю, а потом повторила еще раз в его комнате. Я была у него между часом и половиной второго.
— Всего полчаса? Недолго же вы ссорились, — заметил комиссар Вийк. — И ты ушла от него по своей воле?
Мирьям ответила не сразу.
— Я понимаю, на меня это не похоже, — призналась она. — Но ведь Эдуардо… Он сильный, он просто вытолкал меня за дверь.
Пока в розовой вилле обследовали место преступления и вели допросы, потрясенный город гудел от волнения. Чем меньше мы знаем, тем легче судим — таково старинное правило.
— А что я говорила? — слышалось на Престгатан. — Я с самой пасхи твержу: Альберту Фабиан отравили.
— Кто-то позарился на ее деньги.
— На деньги и на дом! Ведь это не дом, а мечта. Не у многих виллы стоят на берегу озера в самом центре города.
— И кому же все это достанется?
— Полли, конечно. Она ее приемная дочь.
— Этой тощей тихоне? А, правда, что она…
— Правильно, — говорили на церковном дворе. — Альберту отравили, это точно. Убийца заклеил окна и двери пластырем, а потом уморил ее угарным газом.
— Кто? Вам известно, кто ее убил? Какой злодей!
— Он иностранец. Кажется, индеец или что-то в этом роде. С ним путается дочка Ёты Люнден. Помните Ёту, младшую сестру Альберты? Ту, что вышла за одного из Экерюдов?
— Конечно. Ну и что же индеец?
— Может, он вовсе и не индеец. Я точно не знаю. Только убил Альберту он, это ясно. А потом раскаялся и покончил с собой…
— Все имущество должно отойти ее брату, пастору из Лубергсхюттана, — рассказывали в другом месте. — Неужели это он поднял руку на родную сестру? Боже милостивый, какой ужас!
— Не сам пастор. Его жена. Такие святоши самые опасные…
— Нет, — утверждали на Хюттгатан. — Тут, считайте, целых два убийства. Он привез с собой какого-то ядовитого гада, который их всех перекусал…
— А его хоть поймали? Не знаете? Того гляди где-нибудь напорешься на эту дрянь.
— Куда только полиция смотрит!
— Ну и местечко! Убийство, ядовитые гады и небывалое наводнение. Хоть беги отсюда.