Он постучался в дверь после звонка притихшего класса, вошел извинившись и тут же, не раздумывая, воспользовался тем, что Даша сегодня сидела одна.
– Привет, – прошептал он ей. Они оба еле сдерживали свою радость, и он догадался по ее глазам, что она хочет сообщить ему о фотографии. Разложив на парте свой учебник и тетради, Антон медленно и осторожно, словно фокусник, вынул «Алису», и журнал в миг оказался на середине стола.
– Ты знаешь?! – чуть не вскрикнула Даша.
Любопытная Кристинка покосилась в их сторону так, будто метнула холодный нож, который вручила ей Казакова. Да уж, Юлька сегодня вдоволь злорадствовала. Но никакие ножи даже тупым боком не касались Дашу и Антона, так восхищенно и смело смотревших друг на друга.
– А где Серега? – спросил Антон в тот момент, когда биологичка увлеченно рассказывала об устройстве лягушачей нервной системы. Даша притихла и будто даже огорчилась.
– Мы вчера поссорились...
– Милованов! Снова ты любезничаешь?! – ехидствуя, запищала учительница. Антон примолк, но выражение его лица все же не скрывало смешанного чувства. Он удивленно смотрел на Дашу, не понимая, что она сейчас испытывает.
А ей хотелось поскорее забыть о Сереже или хотя бы перестать винить себя, ведь что-то подсказывало ей – Сережа не пришел сегодня в школу из-за нее...
* * *
Даша была зла и растеряна. Индюшачье высокомерие Казаковой и куриная суетливость Кристинки утомили ее больше, чем все школьные уроки. Наверняка в тот вечер, когда Даша зашла в подъезд, а следом за ней Сережа, Юлька почуяла, что тучи сгущаются, и в бетонном воздухе стен вот-вот прогремит ссора. Но все-таки ей пришлось немного разочароваться – никакого грома не было, и Сережа после короткого разговора с Дашей сразу же отправился домой.
В последнее время ему не совсем удавалось поддерживать компанию. В школе искусств у Сергея не было особых затруднений, разве что иногда он пропускал занятия. Но преподаватели доверяли юному таланту и пророчили ему творческие удачи.
Она, чья улыбка лежала на его письменном столе в виде лоснящейся типографической бумаги, вряд ли могла представить себе, как тяжело и обидно ему, все это время рисовавшему только ее. Он везде мог встретить ее взгляд. А теперь все напрасно, и она будет встречаться с его лучшим другом.
Сережа Карцев продолжал рисовать. Все также увлеченно разыскивал, придумывал различные эпизоды. И что-то, словно сильно кружащейся воронкой, захватило его время и жизнь. Рисунки все чаще были подвластны одному, почти стихийному вихрю – разочарованию...
На следующий день классная руководительница, всегда хлопочущая по личным вопросам своих учеников, сделала сообщение: «Вы уже, наверное, знаете, что наш Сережа Карцев окончательно перевелся в свою художественную школу...»