Слух Даши на этот момент превратился в пустую железную кастрюлю, по которой били деревянной ложкой. Неторопливая речь учительницы доносилась в сознание Даши гулкими обрывками: «... И тогда вы сможете увидеть его картины... Что ж, приступим к новой теме».
И что же значил этот резкий изгиб в судьбе Даши? Нет, об этом, пожалуй, пока рановато говорить...
ДНЕВНИК
"Я не знаю, не знаю, не знаю! И не жалею.
Наверное, я и Сережа должны были расстаться вот так. Так сложно."
* * *
Может, значило это то, что разлукой станет всего лишь одна холодная, типографическая улыбка «Алисы» или кого там еще... Да мало ли на свете их, этих «Алис»?
– И раз, и два... Дашуня! Выше голову! Спину! Так, так... Умничка! – эпатировала хореограф. Даша разучивала новый танец. Да, она целую четверть не ходила на уроки хореографии. Но Анна Васильевна позволила ей этот творческий отпуск, и теперь Даша ощущала себя еще уверенней, радуясь тому, что лучшие ее движения не теряли своей верности... И прелести – Анна Васильевна была в восторге от своей ученицы.
Время набирало новые обороты. Дашу почти не терзали обрывочные чувства, от которых больше пустоты, чем пользы. В ее голове звучала музыка, и все ее существо стремилось к мелодии и ритму этой музыки. Она желала лишь танцевать.
Антон старался не пропускать ни одной ее репетиции, и как бы откровенно Анна Васильевна не намекала на то, что его присутствие необязательно, он все равно до последних нот оставался в кабинете хореографии.
О Карцеве в классе почти не вспоминали. И все же больше всех о нем говорила Казакова, причем делала это она так, чтобы поблизости была Даша. Девчонки своим навязчивым любопытством усугубляли ситуацию, переспрашивая о том, как и в каких местах Юлька якобы случайно встречалась с Сережей. На самом деле, Казакова была его соседкой, и они сталкивались чуть ли не каждый день, поскольку жили на одном этаже. Нет, Даше вовсе не противно было слушать это смешливое лопотанье. Просто она понимала: чем глупее разговоры, тем она к ним равнодушней.
В классе ее окрестили самодовольной гордячкой, и ей не составило особого труда смириться с этим ярлыком.
Зима, кажется, окончательно передавала свои права мягким ладоням весны. Даша жертвовала всей своей свободой, всеми весенними прогулками ради танца. Ее настигло хореографическое безумие. Антон уже осознавал свое безнадежное положение, однако он сам был помешан. Правда, помешательство это было скорее похоже на замешательство. Антон даже не знал, чем ему заняться. Иногда он пару дней не звонил ей, и когда она спрашивала «почему?», то получала в ответ нелепую отговорку. На самом деле, он чувствовал, что гибкая и вольная Даша ускользает от него, как воздушная змейка на ветру.