– …С подагрой, дрожью в коленях, грудной жабой и потребностью в уходе, – улыбнулся Андрей. – Мальчишка ты, питерский разбойник, вековая шпана!
– …Кроме того, – словно не замечая реплики друга, продолжал Георгий, – я дал множество обещаний до срока не жениться.
– Кому?
– Себе… окружающим.
Андрей махнул рукой:
– Дурак. Говорю тебе как друг и твой ротный командир.
– Бывший, – уточнил Старицкий. – Я же как друг и твой дворовый атаман говорю: сам ты дурак!
Они весело рассмеялись.
– Поостерегись, Жорка, поколочу! – шутливо пригрозил Андрей. – Может, хоть силой удастся научить тебя уму-разуму.
– Не дождешься! – вскакивая на ноги и принимая боксерскую позицию, отозвался Георгий. —
Я всегда был сильнее. Ну-ка, выходи на честный бой, маменькин сынок!
– Изволь, – медленно поднимаясь, согласился Рябинин.
– Давай-давай, разомни косточки, – подзадоривал его Старицкий. – Посмотрим, сумел ли ты обойти друга и учителя.
Увесистый кулак Георгия просвистел у плеча Андрея.
Рябинин отскочил, неуловимым движением выхватил из кобуры «браунинг» и направил в грудь Старицкого:
– А так?
– Ну ты смотри! Научился, – восхищенно всплеснул руками Георгий.
– А ты как думал? Меня всегда было непросто взять голыми руками, – фыркнул Андрей.
– Верю-верю. Мир? – Старицкий протянул руку.
Они обнялись.
– А не пойти ли нам в сад, костер разжечь? – предложил Георгий. – Помнишь, как тогда, на Островах?
– Когда мы сбежали на целых два дня, а родители чуть с ума не сошли?
– Ага, даже из гимназии хотели выкинуть. Золотые деньки!
* * *
Они сидели у костра, запекали в углях картошку и вспоминали детство. Безжалостно разбуженный Тимка получил приказ принести из погреба красного вина.
– Помнишь, как мы в первый раз напились? – отхлебывая из бутылки, спросил Старицкий. —
В седьмом классе гимназии, когда забрались в винный погреб отца Сашки Бобылева?
– Как не помнить? – кивнул Андрей. – Федот Тихонович торговал славными винами.
– Не то слово – превосходными! – подхватил Георгий. – Сколько мы тогда проглотили «Клико»? Дюжину?
– Девять бутылок, – уточнил Андрей. – На десятой нас выворотило.
– Точно! – засмеялся Старицкий.
«Вот он, мой милый Жорка, – радостно подумал Андрей. – Вот они, знакомые счастливые глаза, удалые и беззаботные. Как же далеко ты запрятал самого себя, дружок! А может, и почти растерял, забыл и вот только сейчас наконец-то вспомнил».
Георгий будто уловил мысли друга, оборвал смех и негромко проговорил:
– Все эти темные годы, Миша, ты был для меня единственным светом, надеждой, что есть где-то брат мой, родная чистая душа.
– Ты словно отходную молитву читаешь, – Рябинин покачал головой. – Перестань нагонять тучи, все образуется, ведь мы снова вместе.