Поднялся лес рук.
– Единогласно! – отчеканил Самыгин. – Собрание считаю закрытым.
Комсомольцы встали и дружно запели «Интернационал».
* * *
По окончании гимна начали расходиться. К Андрею подошла блондинка из президиума, та, что спрашивала об отношении к оппозиции.
– Вас интересует Маяковский? – заглядывая в глаза, спросила она.
– В каком смысле? – не понял Рябинин.
– У нас после собрания – диспут, обсуждение последних стихов поэта, – пояснила девушка. – Хотите присутствовать?
– Может быть.
Она широко улыбнулась:
– Сейчас перекур до половины восьмого, затем приступим. Будет человек пятнадцать. Кстати, меня зовут Виракова Надежда, – девушка подала ладонь дощечкой.
– Очень приятно, – пожал руку Андрей.
Мимо пронесся Самыгин, кивнул на ходу:
– Рябинин, пойдем перекурим!
Они вышли в фойе, где уже толпились курильщики. Усевшись на свободный подоконник, затянулись папиросами.
– Крепкий орешек, Лабутный? – спросил Самыгин.
Андрей снисходительно улыбнулся:
– Вовсе нет. Таких горлопанов я на фронте попросту расстреливал. Опыт есть.
– Серьезный ты мужик, Андрей Николаевич! – нахмурился Самыгин.
Рябинин устало вздохнул:
– Я, Саша, не в бирюльки играл, и хотя здесь не фронт, работать Лабутного сумею заставить, а анархию его оставлю для диспутов.
– Только не перегибай, – Самыгин примирительно похлопал Андрея по плечу. – Ванька неплохой, шальной немного.
Он взглянул на часы:
– О-о, мне пора! Надо провести занятия по истории марксизма. Ты на диспут остаешься?
– Интересно послушать.
– Давай, включайся в работу. Завтра увидимся!
Они попрощались, и Самыгин побежал вниз по лестнице.
Комсомольцы бросали окурки в чугунные плевательницы и входили в зал.
* * *
В двадцатые годы устраивалось множество диспутов. Дискуссии разрывали партию. Споры партийных группировок скорее напоминали войну – шла борьба за власть. Простой народ, объединенный во всевозможные союзы, спорил на более невинные темы, казавшиеся тем не менее острыми и злободневными.
Сам диспут как таковой был выражением духовной жизни, причем «правильной», пролетарской. Спорили о литературе, об «общих вопросах культуры», о танцах, классовой морали, исторических событиях, моде, религии, достижениях науки. Нередко поднимаемые на диспутах темы были совершенно недоступны по уровню интеллекта спорщикам. Однако это не считалось недостатком, главное – выражение мнения, позиция. Позиция могла быть абсурдной, но если она имела широкую поддержку, принималась как доказанная и неоспоримая.
До поры до времени властям диспуты нравились. Они были эфемерной свободой слова и способом регулирования общественного мнения – ведь каждое «неправильное» мнение подавлялось, причем самими же дискутирующими. Инакомыслящие отщепенцы «засвечивались» и попадали в изоляцию.