Андрей усмехнулся:
– У нас на заводе тоже было собрание. Комсомольское. А затем – диспут о поэзии Маяковского.
– Да ну? – встрепенулась Полина. – Как поспорили?
– Никак. Больше хвалили. А вы любите Маяковского?
– Не совсем, – она сморщила носик. – Ранний он был интересен, позднее – грубоват, хотя … современен! Что именно обсуждали?
– «Комсомольская».
– А-а! Читала. Громкое такое, надрывное.
– Осмелюсь сказать, чересчур. Вот видите, у нас на Маяковского одинаковые взгляды, – засмеялся Андрей.
Полина пожала плечами:
– Знаете, у каждого свои поэты. Мне нравится Блок, Северянин, хотя отец считает Северянина чуждым.
– У вашего отца иные пристрастия?
Она нахмурилась:
– Папа сложный. У него ответственная работа, ему не подобает увлекаться Северяниным или Есениным.
Андрею стало интересно: в своих мыслях он относил Полину к «гнилой интеллигенции».
– Ваш отец – совработник? – поинтересовался он.
– Еще какой! – невесело рассмеялась Полина и тут же осеклась. – Но я не хочу об этом распространяться… Вы сами-то кого любите?
Он задумался и ответил тихо, даже робко:
– А мне Есенин нравится. Душевный он, родной. Блок великолепен. Люблю Гумилева, – Рябинин искоса посмотрел на Полину.
– Есенин – старорежимный поэт, ностальгический, – холодно сказала она. – Впрочем, не мне судить – я его деревень никогда не видывала. Мы всегда в городах жили и за границей.
– За границей? – воскликнул Андрей.
– Поражены? – усмехнулась Полина. – Мои родители – профессиональные революционеры. Семья жила в эмиграции с 1912 года. Отец закончил Венский университет, кстати, учился в одно время с Троцким, они с тех пор и дружат.
Рябинин сидел словно окаменелый. «Получается, что девушка из власть имущих, королей жизни!»
– Вы, Полина, тоже член партии? – встряхнувшись, спросил он.
– Нет, я только комсомолка. Очевидно, мне политика в маминой утробе опостылела. Разумеется, я за правое дело, но без пены у рта. Испугались? – Полина посмотрела на Андрея лукаво прищуренными глазами.
– Что вы? Признаться, я ожидал, что вы – дочь врача или инженера… По манерам, так сказать.
– Вы правы, среди революционеров и членов их семей мало культурных и образованных, – кивнула Полина. – Папа мой по происхождению – потомственный пролетарий, в молодости работал на стекольной фабрике. Рано ушел в борьбу, далее – тюрьма, каторга, подполье. В эмиграции был вынужден учиться, чтобы стать более полезным партии. Да и жене нужно было соответствовать!.. Они познакомились в 1898 году, а поженились только в Австрии, когда мне было тринадцать лет.
– Мама тоже сидела в тюрьмах? – осторожно поинтересовался Андрей.