, Осадчий, – покачал головой Фрол.
– Я сам себе Закон и пахан, – сквозь зубы процедил Осадчий.
Помолчав с минуту, он подвинулся ближе к Фролу и спросил:
– Федя, ты уркаган [19] законный [20], царской закваски, скажи: как ты мог встать под граковатого [21] бондаря? [22]
– Вот потому-то и встал, что я – царской закваски, а не лощенок [23], за которого пушка [24] тумкает [25], – усмехнулся Фрол.
– Эге!.. Просвети хотя бы, какой он окраски [26], ваш Гимназист?
– Ты не раз промышлял на гастроле [27], – вздохнул Федька, – так, верно, слышал о Черном Поручике, авторитетном в Москве, Киеве и даже Ростове?
– Как же, слыхал.
– А Гимназист и есть Черный Поручик, – понизив голос, проговорил Фрол.
– Не гони лажова[28] , Федя! Я тебя уважаю, но не мог такой князь [29] в наших местах безвестно захериться! [30] – лицо Осадчего задергалось.
– Ша, фонарный треп, былиш! [31] – отрезал Фрол. – Так что передать Гимназисту?
Осадчий побагровел:
– Передай: назначаю ему сходку завтра ввечеру. Там и покумекаем. Мы будем на малине [32] Гнутого, на хуторе в роще. И запомни, Федя: кем бы он ни был, ваш «иван», нынче я – первый авторитет в городе, и я заставлю уважать мое слово.
Фрол пожал плечами:
– Слово – не воробей, заметано! Передам своим. Бывай!
* * *
Лежа на диване, Андрей проглядывал губернские газеты. Передовицы рапортовали о подготовке к XIII съезду партии – печатались письма рядовых коммунистов, отчеты о партсобраниях и приуроченных к событию местных мероприятиях.
Зевнув, он отбросил ворох официозной прессы, развернул литературный еженедельник «Слово» и нашел стихотворение под псевдонимом Н.Меллер. Оно называлось «Время»:
Мы идем размашистым шагом,
Низвергая заветов столпы,
Называют нас забияками
Костенелые узкие лбы.
А мы рвемся поступью верной,
Невзирая на ропот и свист, —
Молодая армия героев
И талантов безумных вихрь.
Мы поставим перо и молот
На служенье свободы борцам;
Каждый, кто в душе своей молод, —
Встань в ряды и готовься к боям!
Андрей представил худосочную фигурку Меллера, его веснушчатый нос, доверчивые серые глаза и рассмеялся. «Кого напоминают его вирши? Греховно, но если у Есенина начисто отнять разум и у Маяковского выкачать некую „извилин мускулистость“, то получится Меллер. Забавно! И все же он симпатичный, этот Зипфельбаум-Меллер. Интересно, что он за фильму накропал? Надо бы взглянуть».
В дверь постучали.
«А-а, пришла Надежда, свет Вираковна! Ох, говаривала старая няня: „Не делайся груздем – в кузовок лезть и не придется!“» – с усмешкой подумал Андрей и впустил гостью.
Была она нарядна – в сатиновом зеленом платьице, шелковых чулках и желтых туфельках.