Стендаль упивался безотрадностью, свинцовой тяжестью, удушливыми испарениями, всей "атмосферой", задуманной и созданной с таким искусством. А сам Дом! Угрюмая обветшалость, зловещий пруд, плесень, призраки всеобщего тления! Синтетические материалы или еще что-нибудь? Поди угадай.
Он взглянул на осеннее небо. Где-то вверху, вдали, далеко-далеко - солнце. Где- то на планете - марсианский апрель, золотой апрель, голубое небо. Где-то вверху прожигают себе путь ракеты, призванные цивилизовать прекрасную, безжизненную планету. Визг и вой их стремительного полета глохнул в этом тусклом звуконепроницаемом мире, в этом мире дремучей осени.
- Теперь, когда задание выполнено, - смущенно заговорил мистер Бигелоу, - могу я спросить, что вы собираетесь делать со всем этим?
- С усадьбой Эшер? Вы не догадались?
- Нет.
- Название "Эшер" вам ничего не говорит?
- Ничего.
- Ну а такое имя: Эдгар Алан По?
Мистер Бигелоу отрицательно покачал головой.
- Разумеется. - Стендаль сдержанно фыркнул, выражая печаль и презрение. - Откуда вам знать блаженной памяти мистера По? Он умер очень давно, раньше Линкольна. Все его книги были сожжены на Великом Костре. Тридцать лет назад, в 1975.
- А, - понимающе кивнул мистер Бигелоу. - Один из этих!
- Вот именно, Бигелоу, один из этих. Его и Лавкрафта, Хоторна и Амброза Бирса, все повести об ужасах и страхах, все фантазии, да что там, все повести о будущем сожгли. Безжалостно. Закон провели. Началось с малого, с песчинки, еще в пятидесятых и шестидесятых годах. Сперва ограничили выпуск книжек с карикатурами, потом детективных романов, фильмов, разумеется. Кидались то в одну крайность, то в другую, брали верх различные группы, разные клики, политические предубеждения, религиозные предрассудки. Всегда было меньшинство, которое чего- то боялось, и подавляющее большинство, которое боялось непонятного, будущего, прошлого, настоящего, боялось самого себя и собственной тени.
- Понятно.
- Устрашаемые словом "политика" (которое в конце концов в наиболее реакционных кругах стало синонимом "коммунизма", да-да, и за одно только употребление этого слова можно было поплатиться жизнью!), понукаемые со всех сторон - здесь подтянут гайку, там закрутят болт, оттуда ткнут, отсюда пырнут, - искусство и литература вскоре стали похожи на огромную тянучку, которую выкручивали, жали, мяли, завязывали в узел, швыряли туда-сюда до тех пор, пока она не утратила всякую упругость и всякий вкус. А потом осеклись кинокамеры, погрузились в мрак театры, и могучая Ниагара печатной продукции превратилась в выхолощенную струйку "чистого" материала. Поверьте мне, понятие "уход от действительности" тоже попало в разряд крамольных!