Молния полыхнула в небе и расколола мрак на части.
Утром светило жаркое-жаркое солнце.
Лафарж распахнул дверь в гостиную и обвел ее быстрым взглядом.
На коврике никого не было.
Лафарж вздохнул.
- Стар становлюсь, - сказал он.
И он пошел к двери, чтобы спуститься к каналу за ведром прозрачной воды для умывания. На пороге он чуть не сбил с ног юного Тома, который шел уже с полным до краев ведром.
- Доброе утро, отец!
- Доброе утро, Том.
Старик посторонился. Подросток пробежал босиком через комнату, поставил ведро и обернулся, улыбаясь.
- Чудесный день сегодня!
- Да, хороший, - настороженно отозвался старик.
Мальчик держался как ни в чем не бывало. Он стал умываться принесенной водой. Старик шагнул вперед.
- Том, как ты сюда попал? Ты жив?
- А почему мне не быть живым? - Мальчик поднял глаза на отца.
- Но, Том… Грин-Лон-Парк, каждое воскресенье… цветы… и… - Лафарж вынужден был сесть. Сын подошел к нему, остановился и взял его руку. Старик ощутил пальцы - крепкие, теплые.
- Ты в самом деле здесь, это не сон?
- Разве вы не хотите, чтобы я был здесь? - Мальчик встревожился.
- Что ты. Том, конечно, хотим!
- Тогда зачем спрашивать? Пришел, и все тут.
- Но твоя мать, такая неожиданность…
- Не беспокойся, все будет хорошо. Ночью я пел вам обоим, это поможет вам принять меня, особенно ей. И знаю, как действует неожиданность. Погоди, она войдет, и убедишься сам.
И он рассмеялся, тряхнув шапкой кудрявых медно-рыжих волос. У него были очень голубые и ясные глаза.
- Доброе утро, Лаф и Том. - Мать вышла из дверей спальни, собирая волосы в пучок. - Правда, чудесный день?
Том повернулся к отцу, улыбаясь:
- Что я говорил?
Вместе, втроем, они замечательно позавтракали в тени за домом. Миссис Лафарж достала припрятанную впрок старую бутылку подсолнухового вина, и все немножко выпили. Никогда еще Лафарж не видел свою жену такой веселой. Если у нее и было какое-то сомнение насчет Тома, то вслух она его не высказывала. Для нее все было в порядке вещей. И чем дальше, тем больше сам Лафарж проникался этим чувством.
Пока мать мыла посуду, он наклонился к сыну и тихонько спросил:
- Сколько же тебе лет теперь, сынок?
- Разве ты не знаешь, папа? Четырнадцать, конечно.
- А кто ты такой на самом деле? Ты не можешь быть Томом, но кем-то ты должен быть! Кто ты?
- Не надо. - Парнишка испуганно прикрыл лицо руками.
- Мне ты можешь сказать, - настаивал старик, - я пойму. Ты марсианин, наверно? Я тут слыхал разные басни про марсиан, правда, толком никто ничего не знает. Вроде бы их совсем мало осталось, а когда они появляются среди нас, то в облике землян. Вот и ты, если приглядеться: будто бы и Том, и не Том…