— Ой, я палец ободрала…
— Знакомьтесь, это Грейс, — сказал Бриджер, который, казалось, немного ее стыдился. У него было нервное лицо, изрезанное ранними морщинами; одет он был скромно, в темный спортивный костюм, и походил на почтового служащего в субботнее утро. Бриджер вяло пожал Джуди руку; когда же она сказала: «Я о вас слышала», он бросил на нее быстрый, настороженный взгляд.
— Мисс Адамсон, — сказал Флеминг, налив виски в кока-колу Бриджеру, — наш новый трудолюбивый бобер, вернее трудолюбивая бобриха, — уполномоченная по связи с прессой.
— Как тебя зовут, дорогуша? — осведомилась девица.
— Джуди.
— А у тебя не найдется пластыря?
— Да пойди попроси у администратора! — нетерпеливо сказал Бриджер.
— Она из вашей группы? — спросила Джуди Флеминга.
— Да нет, местное дарование. Находка Денниса. У меня нет на это времени.
— Ах, как жалко, — сказала Джуди. Но Флеминг, казалось, не расслышал. Приложившись к фляжке еще раз, он нетвердой походкой направился к лотку. Бриджер повернулся к Джуди и доверительно спросил ее:
— Так что же вы слышали обо мне?
— Только то, что вы работаете с доктором Флемингом.
— Знаете, это дело не для меня. — Бриджер выглядел разочарованным, и кончик носа у него дернулся, как у кролика. — В промышленности я мог бы получать в пять раз больше.
— А вас интересует именно это?
— Как только эта махина на холме заработает, я отсюда сбегу, — он заговорщически поглядел в сторону Флеминга и снова повернулся к Джуди. — А старина Джон останется. Будет ждать золотого века. И, пока чего-нибудь дождется, успеет состариться. Будет старым и уважаемым. И бедным, как церковная крыса.
— И, вероятно, счастливым.
— Ну-у, Джон никогда не будет счастливым. Для этого он слишком много размышляет.
— Кто слишком много потребляет? — Флеминг, пошатываясь, подошел к ним и записал очки.
— Да ты.
— Ну и правильно, я пью слишком много. Нужно же человеку за что-то держаться.
— А почему не за перила? — спросил Бриджер, и кончик его носа дернулся.
— Послушай! — И Флеминг плюхнулся на скамейку рядом с ними. — Представь, что ты идешь вдоль этих твоих перил. Потом делаешь шаг, а их и нету. Кончились! Вот мы говорили о Галелее, а почему? Потому что он был Возрождение. Он, и Коперник, к Леонардо да Винчи. Это они тогда — ж-жах! — опрокинули все перила и оказались на собственных ногах посреди огромной неизведанной Вселенной! Флеминг неуклюже поднялся со скамьи и взял из корзинки тяжелый шар. Его голос перекрыл музыку, стук шаров и падающих кеглей:
— Потом люди поставили новые заборы, уже подальше. Но грядет новое Возрождение! И однажды, когда никто этого не заметит, когда все будут трепаться о политике, о футболе и деньгах, — он наклонился над Бриджером, — тогда — то вдруг все эти перегородки опять полетят к чертям — ж-жах! Вот так! Он широко взмахнул рукой с шаром и опрокинул стоявшие на столике бутылки кока-колы.