Андромеда (Хойл, Эллиот) - страница 9
— Черчилль?
— Черчилль! — он расхохотался. — Галилей! «И написана она на языке математики» — вот что сказал Галилей. Не пригодится ли вам для репортеров? Джуди смотрела на него, не зная, как к этому отнестись. Он распахнул дверцу.
— Поехали!
С холма, где была расположена обсерватория, дорога спускалась в одну сторону к Лаи-Каширу, а в другую — к Йоркширу. Они свернули в сторону Йоркшира, поехали по долине, где через каждые несколько миль темнели над речкой высокие старые кирпичные фабрики, и наконец добрались до Болдершоу. Флеминг ехал быстрее, чем следовало бы, и ворчал:
— Они у меня вот где сидят… Да пропади она пропадом, эта церемония открытия, с министром вместе!.. Наш старик потеет над списком почетных гостей, а министерство тем временем собирает все, к чему можно было бы придраться и прицепиться. А ведь на самом деле это обыкновенный инструмент для научных исследований. Но только потому, что он большой и стоит бешеных денег, он становится общественной собственностью! Я не виню старика. Он влип в это дело, надавал обещаний, и теперь ему придется выдавать результаты.
— Ну, а разве их не будет?
— А черт их знает.
— А я думала, что это ваша аппаратура.
— Моя и Денниса Бриджера.
— А где доктор Бриджер?
— Там, на площадке. Надеюсь, он уже занял дорожку. И ждет нас с флягой.
— Но ведь у вас уже есть одна фляга.
— Подумаешь — одна! Здешние места засушливы. Пока машина петляла по темной, извилистой дороге, он рассказывал ей о Бриджере и о себе. Оба они учились в Бирмингемском университете, а затем работали в кавендишских лабораториях. Флеминг был теоретик, а Бриджер — практик, отличный математик и инженер. Бриджер стремился сделать научную карьеру; он собирался выжать из своей темы все что возможно. Флемингу, чистой воды исследователю, было наплевать на все, кроме фактов. Но оба они презирали ту академическую систему, которая их взрастила, и держались вместе. Несколько лет назад Рейнхарт переманил их на строительство нового радиотелескопа. А так как он был, пожалуй, наиболее выдающимся и признанным астрофизиком Запада и, кроме того, прирожденным организатором и собирателем талантов, они пошли к нему без колебаний. Он же всячески поддерживал и ободрял их и по-отечески опекал на длинном и ухабистом пути научного становления. Несмотря на грубоватую манеру рассказа, нетрудно было понять, что Флеминга и старого ученого связывает взаимное доверие и симпатия. Что же касается Бриджера, тот скучал и томился. Он уже сделал здесь свое дело. Ведь они выдали старику, как без ложной скромности, но и без хвастовства сказал Флеминг, лучшую в мире аппаратуру. Флеминг ни о чем не расспрашивал Джуди, а она помалкивала. В баре гостиницы он ждал, пока она сбегает в свой номер, и к тому времени, когда они добрались до площадки, успел изрядно нагрузиться. Кегельбан находился в помещении кинотеатра, залитом неоновым светом и сияющем каскадами огней среди старого и темного фабричного городка. Да и посетители, казалось, собрались сюда из какого-то иного мира, а не с этих мощенных булыжником улиц. В основном это была молодежь. Мелькали джинсы, курточки, коротко остриженные головы и расписанные лозунгами рубашки. Трудно было представить себе этих ребят в кругу семьи — в старых домах на склонах прокопченных йоркширских долин. Их местный выговор заглушался раскатами музыки, грохотом катящихся по деревянным лоткам шаров и стуком падающих кеглей. Лотков было с полдюжины: на одном конце десяток кеглей, на другом — корзинка с шарами, столик для записи очков, скамейка и четверо игроков. Когда пущенный шар попадал в цель, автоматически действующая сетка подымала кегля и возвращала шар к верхнему концу дорожки. В перерывах между бросками, требовавшими определенного внимания и усилий, играющие, казалось, совсем не интересовались происходящим на лотках: они слонялись по залу, болтали и потягивали кока-колу из бутылочек. Все это выглядело куда более по-американски, чем прежде, когда здесь был кинотеатр: казалось, американский образ жизни вырвался с экрана и завладел залом. Впрочем, как сказал Флеминг, все это было «чертовски типично» для нынешнего времени. Они разыскали Бриджера, долговязого, узкоплечего человека примерно одних лет с Флемингом, игравшего с довольно пышной девицей в алой блузке и ярко-желтых брючках в обтяжку. Волосы и бюст девицы были подтянуты кверху, насколько возможно, физиономия раскрашена, как у балерины, а двигалась она, словно голливудская хористка. Но едва девица открыла рот, как уже нельзя было усомниться, что она родилась и выросла в йоркшире. Пустив шар с немалой силой и ловкостью, она подбежала к Бриджеру и повисла на его руке, сунув в рот палец.