— Заткнись! Осмелела? Что сделало тебя такой смелой? — заорал Широков.
— То же, что долгие годы делало меня трусливой — материнская любовь. Это не похоть — не путай. Хотя кому я это говорю…
— Сука! — и одновременно с раскатистым рыком на голову Веры Васильевны обрушился град ударов. Она присела, скрестила руки, стараясь хоть как-то прикрыться. Но удары сыпались с невероятной скоростью и силой, щедро приправленные матерной бранью: — Неблагодарная сука! Ты не смеешь так разговаривать со мной! Ты столько лет достаешь меня, тварь! Сумасшедшая идиотка!
В первый момент Ксения остолбенела. Она стояла с широко раскрытыми от ужаса глазами, чувствуя, как немеют конечности, а глаза отказываются верить в то, что очевидно. Но состояние ступора вскоре сменилось возникшей ответной яростью. И не помня себя от страха за мать, возненавидев насилие, которое она молча принимала, Ксения бросилась на отца. Она повисла на нем сзади, схватив его за шею. Не зная, что будет дальше, она старалась помешать отцу обрушивать на мать новые удары. Ксения душила его, пыталась укусить. Ей это удалось, Широков взбесился еще больше, попытался сбросить с себя Ксению, а Вере Васильевне принялся наносить беспорядочные удары ногами. Она упала на пол в тот момент, когда Ксения бросилась на ее защиту, и теперь закрывала голову руками, уворачиваясь от болезненных ударов. У нее не осталось никаких мыслей, только желание отключиться, чтобы не чувствовать больше ничего, ничего и никогда. Вера Васильевна до крови закусила губу. Она не хотела издать ни единого звука в ответ на жуткую боль в голове и брюшной полости. Боль была настолько сильной, что Вера Васильевна находилась в состоянии, близком к обмороку. Она не хотела открывать глаза. Не осталось ни желания жить, ни стремления к смерти. Полная отрешенность к происходящему, словно бы ее это вовсе не касалось. Ее «я» раздвоилось, одно наблюдало за разрушающей яростью мужа, другое не могло поверить, что это реальность, а не дурной сон, и ни в одном не осталось никаких человеческих чувств: ни ненависти, ни любви, ни страха, ничего.
— Оставь ее, сволочь! Скотина! Ненавижу! — Ксения не ожидала, что ярость сделает ее настолько сильной. Она испытывала ненависть, делающую ее сильнее, бесстрашнее.
Широков на время оставил корчившуюся от боли жену и теперь старался сбросить с себя намертво вцепившуюся в него дочь. Но ее тонкие руки не поддавались, и тогда Широков изо всех сил припечатал Ксению спиной к стене.
В тот же миг ее руки разжались, а она сама медленно опустилась по стене на пол. Рядом раздался звук бьющегося стекла — Ксения зацепила рукой вазу.