— Ну что ж, — сказал он, — немного осталось, чтобы проверить твою правоту, а пока — на конюшню, и советую: не болтай!
И выпороли сердешного, крепко выпороли!
С тех пор жалоб на Ваську не поступало, но чувствовал Зайцев, так просто это дело не кончится. Чем было вызвано это предчувствие, он сам не мог дать ответа, но в душе отставного гвардейца будто бы льдинка засела.
А через пару лет льдинка эта и вовсе превратилась в снежный ком.
Прибежал как-то к Зайцеву все тот же староста, бухнулся в ноги, завыл: царица-то наша… царствие ей небесное…
— Ты чего мелешь, дурень, — рука Зайцева потянулась к арапнику.
— Истинная правда! — завопил ополоумевший мужик. — Своими ушами слышал: фельдъегерь на почтовой станции останавливался, сменил лошадей и дальше… Он сказывал… А я как раз у кумы был, она в стряпухах у станционного… Да вы знаете…
— Знаю я твою стряпуху, — усмехнулся Зайцев, но сразу посерьезнел, — так, значит, сам слышал, что фельдъегерь говорил?
— Вот истинный… — закрестился староста.
Перекрестился и Зайцев: «Со святыми упокой…» — пробормотал он. Потом внезапно что-то вспомнил, подошел, нет, почти подбежал к секретеру, выдвинул потайной ящичек, достал бумагу, близоруко вгляделся… Рот его приоткрылся, он изумленно и испуганно посмотрел на старосту:
— Помнишь, что Васька, кузнеца сын, болтал? Староста оторопело уставился на барина…
— Ну, когда я велел его выпороть, — барин сердито насупился, глядя на непонятливого мужика.
— А-а… — протянул староста и прикрыл рот ладошкой, — не может быть!
— А вот может, — тихо сказал Зайцев, — год сходится и месяц; вчера, говоришь, преставилась… и день… Надо думать, и час он правильно исчислил.
— Да как же-то… — староста испуганно смотрел на Зайцева.
— Зови ко мне Ваську, — вместо ответа сказал барин.
И вот кузнецов сын снова перед ним.
— Сбылись твои пророчества, — без промедления начал Зайцев, — царица померла.
Парень молча кивнул, мол, знаю.
— Ты садись, — Зайцев пытливо смотрел на Василия. Тот нехотя сел. — Расскажи, как это у тебя получается, ну предсказания эти…
Парень поднял голову и посмотрел помещику прямо в глаза. Некоторое время он молчал, потом сказал:
— Этого нельзя объяснить, временами как накатывает… Будто открывается дверь и… — Он замолчал, обдумывая сказанное. Молчал и Зайцев.
— Словом, — подытожил Василий, — будто подсказывает мне кто.
— Что же тебе еще подсказали?
Парень как-то робко и одновременно с чувством превосходства улыбнулся:
— Многое я знаю, но не все говорить велено. Да потом вы сами меня предупреждали: не болтай!.
— Ну мне-то можно!