— Спит он, — недовольно сказала старуха хозяйка.
— Какой спит, уже день давно! Пропусти, старая!
— Не пущу! — кричала хозяйка. — Нечего парня с пути сбивать. Знаю я вас, нажраться за чужой счет норовите!..
Олег узнал голос Валентина, нехотя поднялся, надел брюки, прошел к двери.
— Кто там? — спросил он.
— Олежка, — откликнулся новый приятель, — легок на помине.
— Не пущу, — артачилась хозяйка, — шел бы ты, Валька…
— Ну мать… — знаток и почитатель Высоцкого был настойчив.
— Пускай заходит, — откликнулся Олег.
— Заходит, — бурчала старуха, — он-то зайдет, да ты, милок, как бы не вышел.
Но парня пропустила.
— Ну, братуха, — сказал Валентин, — хозяйка-то у тебя чистый цербер!
— Слова какие знаешь, — откликнулся Олег.
— А что, и мы кой-чего читали, ну да ладно, не в этом дело, барон, не в этом дело… Собирайся, нас ждут.
— Куда? — закричала хозяйка, подслушивающая у двери.
— Куда надо, — грубо отозвался Валентин, — тебя, старая зараза, не спросили. Ты, помнится, хотел познакомиться с Комаром? — осведомился он.
— Но мы вроде познакомились, — неуверенно сказал Олег, вспоминая злополучный день.
— Познакомились, да не очень, — заявил парень. — Давай собирайся, он ждет тебя.
— С Комаровым?! — завопила хозяйка. — Ну ты и дружков себе подбираешь. Так недолго и до греха.
— До греха недолго. Это точно, — хмыкнул Валентин, — заткнись, старая лярва.
— Ну и ну, — промолвила старуха, — не туда вы шагаете, товарищ учитель!
Но Олег не слушал хозяйку. Слова парня о том, что его ждет Комар, пробудили в душе сладкое чувство опасности.
— Понравился ты ему, — доверительно сообщил Валентин, — где, говорит, учитель?
Олег неуверенно кивнул.
— Беги за ним, говорит, — продолжал Валентин, — душа требует общения с интеллигентом.
Они шли по раскисшей от дождя улице. Желтые потеки глины, мокрые кучи золы, почерневшие заборы — все, казалось, говорило: ну куда ты прешься, вернись, забейся в свою каморку. Тоскливо было на улице, но Олег не обращал внимания на знаки, расставленные судьбой.
— Ну вот и пришли, — сообщил Валентин, останавливаясь перед деревянным домишкой, ушедшим в землю по самые окна. Он толкнул калитку, потом дверь в дом, и шедший за ним Олег очутился в странном месте.
Обстановка в комнате, куда он попал, представляла собой странную смесь музея и притона. Просторная горница была уставлена разнокалиберной мебелью, которой было так много, что с трудом можно было повернуться. Здесь стоял пузатый старинный комод, судя по формам, вышедший из-под рук хорошего мастера, но выкрашенный почему-то желтой краской. Ломберный столик с гнутыми ножками соседствовал с шифоньером базарной работы. Половину одной из стен комнаты занимала печь-голландка, украшенная голубыми антикварными изразцами. Кое-где древние плитки отлетели, и пустоты были заполнены небрежно приляпанным современным кафелем. В красном углу находился большой иконостас, перед которым теплилась лампадка, но тут же на стенах были наклеены вырезанные из зарубежных журналов фотографии полуголых красоток. На здоровенной, тоже старинной кровати, на несвежих скомканных простынях лежал человек. Он, казалось, спал. Олег узнал в нем давешнего знакомца, представленного как Комар.