Иногда тени вроде бы двигались по земле, но чаще всего они вились в воздухе и всегда были в движении.
Между тем жизнь шла своим чередом. В город стали прибывать настоящие эвакуированные. На их фоне я был вроде местным. Скитания мои по городку скоро прекратились, я пошел в школу и зажил нормальной жизнью. Появились у меня и друзья. Словом — я привык к своему новому месту обитания.
Мать быстро поняла, что возвращение в Ленинград немыслимо, и устроилась на работу в местный исполком. Получилось у нее это легко, потому что в городе ее все знали и считали столичной штучкой.
Надо еще добавить, что именно тогда проявился у меня впервые дар прорицания. Я предсказывал своим приятелям, когда и по какому предмету их спросят. Вначале они относились к этому недоверчиво, но очень скоро стали активно пользоваться этим. Ошибок практически не бывало.
Письма от отца приходили редко. Воевал он по-прежнему на Ленинградском фронте. Хорошо запомнил я одну фразу из его письма. «Какое счастье, — писал он, — что вы вовремя отсюда уехали».
Однажды в марте 1942 года я, как обычно, был в школе. Шел урок географии. Как сейчас помню: пожилой учитель, тоже из эвакуированных, рассказывал об Арктике. Рассказывал он интересно, и класс внимательно слушал. Внезапно я почувствовал страшный удар по голове и потерял сознание. Очнулся я оттого, что учитель брызгал мне в лицо холодной водой, а вокруг стояли испуганные и удивленные одноклассники.
— Что с тобой? — спросил учитель, увидев, что я пришел в себя.
— Убили, — сказал я, — меня убили.
— Что ты мелешь?! — недовольно сказал географ, а ребята вокруг меня засмеялись. — Задремал, наверное.
И в этот момент, как мне потом рассказывали, вся правая часть моего лба на глазах стала темнеть, и скоро на этом месте появилось темно-красное пятно, вроде родимого.
— Иди-ка домой, — сказал географ.
По дороге домой я размышлял: что же случилось? Голова совсем не болела, тогда откуда же пятно? И тут я понял: в этот самый момент на фронте погиб мой отец. Пуля или осколок попали ему в голову, именно в то место, на котором появилось пятно. Это было не предположение — я знал это наверняка. Вечером мать спросила: что с моей головой?
— Папу убили, — вместо ответа сказал я.
— Замолчи! — крикнула мать. — Замолчи, гад!!! — она изо всей силы ударила меня по лицу, первый раз за всю жизнь, а потом заплакала.
На другой день по дороге в школу мне показалось, что я вижу тень отца. Ощущение добра, идущее от тени, было невероятно сильным. Тень на секунду задержалась и унеслась прочь. А через месяц пришла похоронка, где сообщалось, что мой отец пал смертью храбрых именно в тот самый мартовский день.