Он сел в кресло напротив и пристально посмотрел ей в глаза.
– О чем же вы думали, если не секрет?
На ее лице появилось какое-то странное выражение.
– О надежде.
– О надежде?
– Да, Клэй, надежда для меня всегда была сущей пыткой, вынести которую иногда просто не было сил. Много лет назад я убедила себя, что моя дочь погибла во время войны. Если бы я не сделала этого, то скорее всего сошла бы с ума. Я до сих пор бы рыскала по джунглям в надежде ее отыскать. Поэтому единственный выход для меня был в том, чтобы раз и навсегда покончить с этой надеждой и смириться с печальной мыслью о ее смерти. Именно поэтому я выжила в те трудные времена. Надеюсь, ты меня понимаешь.
– Еще бы, – тихо произнес он.
– А потом вдруг появляется женщина, которая пытается доказать, что она моя дочь, чудом оставшаяся в живых. – Она кивнула на спящую Сакуру. – Голодный дух.
– Голодный дух? – удивленно вскинул он брови.
Фрэнсин улыбнулась:
– Сакура пришла ко мне как раз в «день голодных духов». По китайским поверьям, если человек умирает и похоронен без надлежащих церемоний, его дух остается голодным и уходит таким в царство мертвых. А в месяц седьмой луны он выходит из могилы и начинает охотиться за живыми людьми. Поэтому китайцы покупают бумажные игрушки, имитирующие предметы домашнего обихода, и сжигают их, чтобы утолить его голод. Вот и она, эта полудикая и почти полусумасшедшая женщина, приходит ко мне и говорит, что она моя дочь. А я очень не хотела вновь вспоминать прошлое и возвращаться к тому времени, когда произошла эта трагедия. А верить в чудеса я давно уже разучилась. А потом, когда все это началось… наркотики, война… коррупция… – Она посмотрела ему в глаза. – Клэй, я просто пытаюсь объяснить, почему была такой жестокой и бессердечной к ней.
– Думаю, вам ничего не надо объяснять.
– Нет, мне все равно рано или поздно придется объяснить свою глупость.
– Значит, сейчас вы верите, что она ваша дочь?
– Трудно сказать. – Она задумалась. – Есть, конечно, крохотная вероятность того, что она действительно Рут, но вероятность обратного намного больше. Пока они не напали на нее, я все время убеждала себя в правильности именно второго предположения.
– А сейчас?
– Сейчас я поняла, что должна вести себя так, словно она действительно моя дочь. Во всяком случае, до тех пор, пока не будет доказано обратное.
– Значит, вы собираетесь заплатить за нее, – сказал он, стараясь говорить так, чтобы это не прозвучало как вопрос.
– Да, я скорее отдам им эти проклятые деньги, чем буду жить с мыслью, что ее убили из-за меня. И уж тем более ее ребенка, который действительно ни в чем не виноват.