Долгие недели меня преследовала мысль о моем Горчичном Зернышке, и я молча плакал на ее могиле, отказываясь от пищи. Не был ли я неким парией, столь же вредоносным и опасным для женской души, как взгляд василиска? Полагаю, любезный читатель, ты вообразил, будто я оправился от своего горя, распростился с призраками и снова ощутил пламя похоти...
Нет и нет! Увы, те дни миновали навсегда...
Из мемуаров графа Хеллгейта
– Я должна вернуться домой.
– Нет.
Голос Дарлингтона казался сонным, однако в нем чувствовалось столь безмерное удовлетворение, что Гризелда чуть не рассмеялась.
– Я устала и слишком стара для таких развлечений. – Она с трудом села в постели.
– Ты выйдешь за меня?
Гризелда наклонилась, чтобы поднять чулок, оказавшийся на полу спальни. Эти слова доходили до нее медленно, будто были произнесены шепотом. Затем она выпрямилась, держа в руке чулок, и повернулась к нему.
– В этом нет необходимости. – Она тоже была довольна хотя бы тем, что ее любовник оказался человеком чести. – И все равно я тебе благодарна за этот вопрос. Многие люди беззастенчиво продолжают свои интрижки, в то время как...
То, что Гризелда увидела в лице своего любовника, сразу заставило ее замолчать, и она замерла.
– Не говори этого, – взмолилась она. – Не надо.
– Я должен. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя, и чувствую твой аромат, даже когда тебя нет рядом. Я не могу выдавить из себя ни одного остроумного слова, потому что единственный человек, с кем мне хочется разговаривать, – это ты.
– Друг мой, ты просто увлечен – с молодыми людьми такое случается нередко...
Внезапно Дарлингтон поднялся с постели и направился к ней; при этом он не казался таким уж юным.
– Возраст не имеет к этому никакого отношения.
– Еще как имеет, – возразила Гризелда. – Встреть я тебя, когда была моложе, все было бы иначе.
– В таком случае прими меня.
– Принять и обладать – разные вещи. Я не приму тебя, потому что у тебя вся жизнь впереди. Ты еще найдешь женщину своего возраста, и она родит тебе дюжину младенцев. – Гризелда потянулась к Дарлингтону и отвела с его лба непокорный локон. – А я, мой дорогой, буду танцевать на твоей свадьбе, но никогда не стану твоей женой, хотя твое предложение для меня огромная честь.