– Мы оправим ее в серебряную рамку, – сказал он, возвращая сестре фотографию. Наморщил лоб, вгляделся получше в снимок и передумал. – Нет, мы оставим все так, как есть. Мама не поменяла бы эту простую рамку даже на золотую.
– Сделаем так, как ты решил, – сказала Джузеппина, взгляд которой все время останавливался на пестрой расцветке банкнот.
– Возьми их, – велел ей брат, – и с этого момента ты будешь вести дом.
– Я буду записывать все расходы, так ты сможешь проверить их. – Это было доказательство усердия и послушания.
– Никому не говори об этих планах, – предупредил он. – Новый дом – новая обстановка. То, что люди должны знать, – добавил он строго, – я сам им скажу. Пока ты соберешь тут свои вещи, я схожу к дону Оресте. Хочу поздороваться с ним.
– Значит, ты вернулся, – улыбаясь, сказал ему старый священник. – И вернулся мужчиной. Ты кажешься сыном синьора. А это? – спросил он, показывая на шрам, который виднелся на правой щеке.
– Так, царапина, – постарался избежать докучного разговора о войне Чезаре.
– Я рад снова видеть тебя, – радушно похлопал его по плечу дон Оресте. – Ты изменился, но глаза остались все те же: голубые, прозрачные и твердые. – Сын доброй Эльвиры, этот гадкий утенок из барака у Порта Тичинезе, уже превратился в лебедя, но дон Оресте не знал еще, в белого или в черного.
Они сидели, старик и юноша, в полутьме ризницы, пахнущей ладаном и тем особым запахом, что исходит от дубовых шкафов с церковной утварью. Дон Оресте разлил по бокалам вино из старой темной бутылки.
– Я не большой любитель, – извинился Чезаре.
– Капля вина, оставшегося от святой мессы, не может повредить.
– Дон Оресте, я уезжаю отсюда, – пригубив вино, объявил Чезаре.
У священника было много вопросов, но он знал, что Чезаре не щедр на подробности и никогда не заведет долгого разговора, когда можно обойтись коротким.
– Значит, ты покидаешь наш квартал, – сказал он. – Ты уверен, что поступаешь правильно?
– Ошибается даже священник на мессе, дон Оресте. Я делаю то, что мне кажется… – Он отпил еще немного вина. Оно было хорошее, натуральное и какое-то искреннее, каким бывает простой и бесхитростный человек.
– То, что тебе кажется более правильным? – закончил за него дон Оресте.
– То, что мне кажется удобным для меня, – уточнил юноша.
– Удобство и правильность, бывает, следуют разными путями.
– Не спрашивайте меня о том, чего я не знаю, – ответил Чезаре с улыбкой.
– Но я у тебя ничего и не спрашиваю. Ты многому научился за эти два года. Твой голос звучит по-другому. – И это было правдой: Чезаре казался другим человеком.