– Синьора, – позвал он. – Это я, Чезаре.
Послышался шорох легких шагов, и вскоре вдова появилась на верхней площадке лестницы, наклонившись через деревянные перильца вниз. На ней была лишь тонкая батистовая рубашка, перехваченная в талии пояском.
– В чем дело? – спросила она.
– Ключ, – ответил парень, глядя снизу вверх и пытаясь дотянуться, чтобы передать ей его.
Женщина разразилась веселым смехом.
– И ты думаешь, я так смогу взять его?
– Нет, но… – Чезаре был смущен и растерян, ибо эта красивая спелая женщина давно волновала его.
– Хорошо запер? – осведомилась она.
Чезаре протянул ей в ответ ключ. Она улыбнулась его замешательству.
– Я не спрашиваю, есть ли у тебя ключ, – весело сказала она, – я спросила, хорошо ли ты запер. – У нее был теплый низкий голос, полный жизни и ласкающий слух.
– Я запер, – ответил Чезаре хрипло, ощущая, что у него пересохло в горле.
– Ну, иди сюда. – Она была польщена замешательством парня, выдававшим его чувства к ней. Ей нравилось дразнить его невинную чувственность, ощущать мальчишески скованную, но нешуточную страсть. – Ну иди. Чего же ты стоишь?
– Я? – удивился он.
– Ты, конечно. Кому же я еще говорю?
Чезаре начал подниматься по лестничному маршу, который отделял его от площадки, где стояла вдова. На четвертой ступеньке он споткнулся. Хозяйка разразилась искренним смехом. Чезаре побагровел, услышав над головой ее смех. Он уже почти ненавидел эту самоуверенную женщину, которая насмехалась над ним. Ее тонкая батистовая рубашка показывала больше, чем скрывала, а шея и руки были голые до самой груди.
– Иди же, голубок, – подбодрила она его снова. – Иди, не робей.
Когда Чезаре поднялся, она взяла у него ключ и повесила на гвоздь вместе с другими. Ее белая кожа казалась жемчужной в сиреневой полутьме, а этот странный запах специй и весенних глициний, который он уловил в коридоре, исходил от нее самой.
– Пошли, – сказала она, понизив голос таинственно, и улыбнулась при этом, словно готовя какой-то сюрприз.
Не чувствуя под собой ног, Чезаре вошел за ней в спальню, обставленную строго, но со вкусом, и залитую солнцем. Хозяйка обернулась и взглянула на него своими черными блестящими глазами, в то время как сам он, точно завороженный, не мог оторваться от впадинки, видневшейся за низким вырезом рубашки на ее высокой груди.
– На что ты смотришь? На портрет моего Пеппино? – лукаво засмеялась она.
Только теперь Чезаре заметил миниатюрный портрет ее покойного мужа, висевший там на тонкой цепочке.
– Я не смотрел, – беспомощно увиливая, пробормотал он. Брюки у него между ног вдруг взбугрились с неожиданной силой.