Внезапно Ариана изогнулась от неистового желания, стремясь вверх, к пику, сгорая от безумия. Она всхлипнула и вцепилась в Ранульфа, потому что мир словно взорвался. Вскрикнув, устремилась она к его ладони, как будто охваченная языками пламени. Его рука обвила ее талию, поддерживая трепещущее тело…
После бесконечного мига, когда бушующий пожар утих, а тело слегка охладилось, Ариана обмякла и лежала молча, не в силах поверить, что участвовала в подобном бесстыдстве, что изгибалась и напрягалась под таким сильным желанием, от которого едва не лишилась разума. Ее отяжелевшие веки приподнялись, и Ариана постепенно осознала, что в комнате горит свеча, а сквозь щели в ставнях медленно вползают серые ленты рассвета.
Она в замешательстве моргнула, и щеки ее запылали. «Так это было на самом деле, а не во сне!» – вскричали ее чувства. Ранульф возбудил ее, сонную, и ласками довел до экстаза, хотя она этого не знала и не позволяла! Он овладел ее телом, показал, сколь велика его власть над ней.
– Провел хорошую ночь, милорд? – полюбопытствовал Пейн, когда Ранульф присоединился к нему в большом зале, намереваясь позавтракать.
Ранульф поморщился, взял из рук юного пажа деревянный кубок с медом и уселся на стул лорда.
– Принимаю это за ответ «нет», – сочувственно произнес вассал. – Леди Ариана оказалась не так уж и любезна?
– Если ты заботишься о своей шкуре, то перестанешь упоминать имя этой женщины в моем присутствии.
– И в самом деле, милорд, – дружелюбно ответил Пейн. – Мне есть чем заняться вместо того, чтобы спорить тут с тобой. Оставляю тебя с миром, и можешь заново обдумать свою стратегию по укрощению твоей Арианы. – Хлопнув Ранульфа по спине, он встал и пошел к двум рыцарям, только что вошедшим в зал.
С облегчением, оставшись в одиночестве, Ранульф уставился в высокую кружку с медом и начал обдумывать этот необычный случай.
«Клянусь святым распятием, – думал Ранульф, – не понимаю, какой властью обладает надо мной эта красивая ведьма, почему я ее так вожделею!»
Задуманное соблазнение пошло вкривь и вкось: он сам попался в расставленную для нее ловушку. Да, он пробудил под ледяной надменной оболочкой Арианы чувственную женщину, но потом сам чуть не сгорел в неугасимом пламени.
Хотя это стоило той боли. На несколько невероятных минут он сумел заставить непокорную лисичку спрятать коготки. Надменная дева перестала быть такой царственной, такой высокомерной, когда задыхалась от экстаза, извиваясь в его объятиях. А ее гладкая жемчужно-белая кожа, раскрасневшаяся от страсти, ее роскошная грива шелковистых волос, рассыпавшаяся по сливочным грудям, ее теплое, пахнувшее сном тело, так крепко прижимавшееся к нему, превратили его желание в бушующую преисподнюю. И после этого женщина не только отказала ему в удовлетворении, но еще и смотрела на него с ужасом и отвращением!