– Уже не хочется, – сказала Елизавета искренне.
– Ну, вот и отлично! – удовлетворенно кивнул адвокат. – Поймите, присяжные – люди небогатые. Их будут раздражать ваши наряды и драгоценности. Женщины начнут подсчитывать стоимость вашего гардероба, а не особо удачливые мужчины замкнутся в себе, понимая, что на свою зарплату они смогут купить только пуговицы от вашего пиджака. Тем более вы еще так молоды и явно не способны платить за это своими деньгами.
– Но я – не сирота! У меня есть родители, есть муж, наконец! – потеряв терпение, заявила Лиза. – Неужели мои близкие не могут подарить мне приличные серьги и шелковый костюм?
Лещинский выразительно покрутил пальцем у нее перед носом.
– Вы забываете, что они тоже родители! – прошипел он. – И они не могут купить своим детям вот такие серьги, которые вы так небрежно надели в следственный изолятор. В них, как я вижу, не меньше карата будет? Так что поменьше возражений, милочка! Вы еще не забыли, часом, что приговор вынесут мне, а не вам?
Дубровская прикусила язык. Конечно, тухлые помидоры предпочтительнее сибирской каторги. Похоже, ей нужно проявлять больше терпимости к человеку, который полон решимости отстоять свою невиновность. Видит бог, на нее здесь рассчитывать не приходится.
Несмотря на одуряющую жару, суд гудел, как потревоженный улей. Журналисты центральных и местных газет толклись в холле Дворца правосудия, препираясь с судебными приставами, дотошно производящими досмотр сумок, пакетов и футляров с фото– и видеотехникой. Было известно, что первая часть заседания, на которой стороны будут формировать коллегию присяжных, пройдет в закрытом режиме. Публика же будет допущена только к моменту начала судебного разбирательства. Но поскольку временные рамки не были установлены, никто расходиться не желал, понимая, что двери судебного зала могут распахнуться в любой момент, и тогда самые удобные места достанутся конкурентам.
Конечно, в царящей повсюду суматохе никто не обратил внимания на невысокую, скромно одетую девушку, пробирающуюся сквозь толпу к дверям заветного зала. Елизавета, бросив случайный взгляд в зеркало, и сама бы не узнала себя, если бы не знакомое бледное лицо с лихорадочно горящими глазами, которые приобрели вдруг цвет горького шоколада. Белую кофточку с круглым воротничком оживляла лишь коричневая оторочка в тон длинной, ниже колен, юбке. Никаких цепочек или иных, милых женскому сердцу, украшений не наблюдалось вовсе. А дорогой портфель из особо сорта кожи на фоне блеклого наряда смотрелся сейчас как обыкновенная школьная принадлежность. В общем, Елизавета являла собой образец скромного начинающего адвоката.