Елизавета чувствовала себя, как на лобном месте. Она не знала, стоять ей или садиться, возражать Лещинскому или поддакивать ему. Заявить: «Да-да! Выслушайте, пожалуйста, подсудимого. Он лучше знает, что говорить» – она не могла. Это звучало бы глупо, даже при условии того, что Лещинский говорил чистую правду.
– Вы не доверяете адвокату? – спросил судья, приподняв брови.
– Нет, я доверяю защитнику, – заявил Лещинский. – Но все же будет лучше, если вступительное слово произнесу я. У меня больше опыта.
– Вы могли выбрать любого опытного защитника, но воспользовались услугами адвоката по назначению, – не скрывая издевки, с иронией заметил судья. – Стало быть, на этом и порешим. Если кандидатура адвоката Дубровской вас устраивает, то мы будем основываться на положениях закона… Слышите? На положениях закона, а не на моем собственном мнении. Итак, мы слушаем адвоката Дубровскую.
– Тогда позвольте попросить вас объявить небольшой перерыв, – с напором в голосе произнес Лещинский. – Мы согласуем линию защиты. Это, кстати, мое право.
– Этим правом вы могли воспользоваться и раньше, – недовольно заметил судья, но, нащупав рукой молоточек, все же стукнул им по столу: – Перерыв. Пятнадцать минут.
Прошло уже пять минут из обещанных судьей пятнадцати, но Лещинский что-то писал на бумаге, не обращая внимания на стоявшую перед ним Дубровскую. Она чувствовала себя тряпичной куклой с пустой раскрашенной головой, в которую актеры-кукловоды суют палец, а потом кивают, вызывая смех у публики. Лещинский выставил ее в дурном свете, но она попыталась не думать о своем стыде, а сосредоточиться на открытии, которое сделала недавно, слушая вступительное слово прокурора Немирова.
– Владимир Иванович! Мне нужно сказать вам нечто очень важное, – решилась она. – Это в корне меняет дело.
– После, – обронил он, не поднимая головы. – Вы что, не видите, чем я занимаюсь? Черт возьми, я пишу вам речь!
– Я вполне могу произнести эту речь без вашей указки, – решилась она. – Я готовилась прошлой ночью.
– Не знаю, что вы там готовили, – заметил он небрежно. – Но произнести вам придется вот это!
Он сунул ей в руки лист, исписанный знакомым Елизавете почерком с размашистой подписью «В. Л.» в самом конце.
– У вас есть еще пять минут, чтобы заучить и постараться произнести это без запинки. Идите же!
Тон Лещинского был возмутителен, и в обычной ситуации Елизавета непременно поставила бы ему это на вид, но время и в самом деле поджимало. Спорить о правилах делового общения, равно как рассуждать о новой версии произошедших в его доме событий, было бессмысленно. Дубровская взяла лист и, четко развернувшись на ненавистных ей квадратных каблуках, устремилась к своему месту.