– Позвольте? – округлила глаза Дубровская. – Значит, для вас это не новость? Значит, Кренин занимался этим и раньше?
– А как, по-вашему, погибла его секретарша? – зло бросил адвокат. – Вы полагали, что ее задушили пришельцы?
– Ну, я думала, как все, – растерялась Лиза. – Я считала, что ее убил кто-то из ее многочисленных дружков. Разве это не так? Ведь присяжные оправдали Кренина!
– Милочка моя! Вам ли не знать, что оправдание присяжных и истинная невиновность не всегда одно и то же, – сказал Лещинский назидательным тоном. – Справедливости ради следует заметить, что приговор суда – тоже не всегда истина в последней инстанции.
– Ну да бог с ней, с истиной! – опомнилась от шока Елизавета. – Если вы сами знаете о его преступной склонности, неужели не допускаете того, что ваша подруга Марина могла стать жертвой его рук?
– Нет, не думаю, – обронил Лещинский, отрицательно покачав головой. – Определенно это не он. Хотя… вы должны кое-что знать…
Господин Кренин не имел маниакальных наклонностей, но, несмотря на внешнюю черствость и чопорность, был натурой увлекающейся, если не сказать, страстной. Конечно, на своем рабочем месте он производил впечатление типичного чинуши, человека нерасторопного и безалаберного, которому нет дела до всего того, что не касалось непосредственно его интересов. Но он обладал бесценным качеством – он умел приспосабливаться. С людьми, высшими по рангу, он был предупредителен и любезен. С равными себе – держался ровно и добродушно. С подчиненными не миндальничал, соблюдал дистанцию.
Кто бы из людей, сталкивающихся с ним по службе, мог подумать, что господин Кренин, помимо планов и отчетов, может интересоваться маленькими земными радостями, доступными мужчине? Его супруга Василиса, женщина привлекательная, но характером твердая, как кремень, страсть супруга к экспериментам не поощряла. Она следила за его карьерой и внешним видом. Она обновляла его гардероб и круг знакомых, безжалостно выдворяя из него тех, кто уже не представлял никакого интереса, и зазывая новых, успешных и пробивных. В постели она держала себя так же, как офицер на плацу, раздавая команды и реагируя грубым окриком на любую вольность супруга.
Понятно, что, помыкавшись на семейном фронте, Кренин обратил свой взор на сторону. Первой его пассией стала девица с претенциозным именем Луиза. Разумеется, это был ее рабочий псевдоним. Как ее звали на самом деле, чиновник так и не узнал. Если уж говорить прямо, Луиза была проституткой, но называть ее так как-то не поворачивался язык, слишком уж она была холеной, избалованной, знающей толк в удовольствиях. Кренин звал ее «моя гейша». Она и вправду соответствовала этому понятию. Гибкая и грациозная, как змея, с необыкновенными чуть раскосыми глазами, с черными волосами, скрученными в высокий пучок, она представляла собой такое жгучее сочетание восточной красоты и европейского свободолюбия, что бедняга Кренин просто терял голову. Для нее не существовало запретов, и чиновник первое время чувствовал себя мальчиком, делающим первые шаги в искусстве любви. Кажется, она изучала «Камасутру» и владела древними экзотическими методиками. Луиза водила его такими тропами наслаждений, что Кренин после свиданий с ней приходил в администрацию с эрекцией. На протяжении дня он неотступно думал о ней. Стали поступать даже жалобы на его работу. Один важный чин, обеспокоенный странным преображением своего сотрудника, пожаловался Василисе, и та без долгих расследований выяснила причину таких изменений. Как женщина мудрая, она не стала устраивать бурных сцен и выяснений отношений, а для начала прощупала почву. Понимая, что свихнувшийся от удовольствия супруг способен выкинуть любую штуку вплоть до развода, она выжидала время, чтобы нанести внезапный удар.