– Свидетельница, мы понимаем вашу привязанность к хозяину, но нет нужды подвергать критике моральные качества потерпевшей, – опять вклинился судья. – Гуляева была свободной девушкой, как, впрочем, и подсудимый. Она вольна была распоряжаться своим досугом так, как ей вздумается.
– Понятно, ваша честь! – угрюмо произнесла Аделина, всем своим видом показывая, что не разделяет свободолюбивых взглядов судьи.
– Чем был занят подсудимый в тот момент, когда вы уходили?
– Они поднялись в спальню, а я осталась внизу убрать со стола и вымыть посуду. Конечно, прощаться я не стала. Дело-то интимное!
– Понятно. В какое время вы вернулись в особняк?
– К семи, – мотнула головой Аделина. – Это обычное время, когда я приступаю к своим обязанностям. Адвокат обычно завтракает сам, без прислуги. Я провожаю его до двери и остаюсь одна.
– Что же вы увидели, когда пришли утром?
Домработница непонимающе уставилась на прокурора.
– Да ничего не увидела. Все было, как прежде.
– Так-таки и ничего?
– Правда, ничего. Тишина. Порядок. Все, как оставила вечером.
– А как же в вашем доме появился труп?
– Труп?! Ах, труп! – опомнилась Аделина. – Так об этом я узнала позже. Было уже около девяти, как наверху, там, где расположена спальня, послышалась возня, какой-то шум. Потом выскочил адвокат, страшный, взъерошенный, и, не стесняясь меня, прямо в трусах, ринулся к телефону. Кажется, он звонил врачу. Потом все и завертелось. Приехала «Скорая». Следом за ней милиция. Потом еще куча людей. Пол затоптали и заплевали. Труп унесли, а адвоката забрали. С тех пор я одна…
– Аделина, душа моя! – начал свой допрос Лещинский. – Ты у меня работаешь два года. Много за это время женщин у меня перебывало?
Домработница испуганно взглянула на хозяина, не понимая, какого ответа он от нее ждет.
– Правду говорить? – спросила она настороженно.
– Ну, разумеется, – ответил Лещинский с улыбкой.
Женщина пожала плечами.
– Да много их было. Всех не упомнишь. Но вы-то человек неженатый, я вас никогда лихом не поминала. Вы в своем праве.
– Слышала ли ты когда-нибудь в моем доме крик, ругань, пьяные разборки? Устраивали ли мои женщины сцены?
– Да господь с вами! Ничего подобного не припомню. Все было тихо, мирно, по любви.
– Находила ли ты когда-нибудь в моей спальне плетки? Видела ли кровь на моей одежде или постели?
– Да нет, Владимир Иванович, – осенила себя крестным знамением Аделина. – Вы – хороший мужчина, и вам все эти садистские штучки ни к чему.
– Складывалось впечатление у тебя, что я не удовлетворен женским вниманием? Может быть, остро ощущал потребность в противоположном поле? Готов был накинуться на первую встречную?