Фрик проследила, как белый конверт исчез в недрах дорогого портфеля Веры Мироновны.
– Защитник, встаньте! – потребовала она.
Дубровская поднялась.
– Когда речь заходит о столь тяжком обвинении, таком, как у вашего подзащитного, суд склонен лояльно относиться ко всему тому, что адвокат может предложить в его защиту. Но я не позволю пользоваться нашей благосклонностью и превращать судебное заседание в цирковой балаган. На этот раз я объявляю вам предупреждение. От более строгих мер вас спасает лишь то, что вы пытаетесь помочь вашему клиенту, хотя выбираете, мягко говоря, довольно странные способы. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы, прежде чем сотворите нечто подобное тому, что мы сегодня имели возможность наблюдать.
Полич не обманул. Сразу же после возвращения из Петербурга Марине было предоставлено суточное свидание с Сергеем. Сказать по правде, подобные вещи к разряду разрешенных, тем более в период судебного следствия, не относились. Но, как известно, строгость российских законов всегда компенсировалась виртуозным умением людей их не выполнять. Связи, помноженные на деньги, рушат любые преграды, в том числе и тюремные.
Марина была, конечно, рада. Только маленький червячок беспокойства, поселившийся в ее душе после той прощальной питерской ночи, отравлял предстоящую встречу. Вряд ли она могла обвинить хоть в чем-то Полича. Она напилась тогда до таких зеленых чертей, что все последующие события казались ей не то кошмарным сном, не то игрой расшалившегося воображения, не то сюжетом бездарной мыльной оперы. Она не предпринимала попыток узнать что-нибудь у Виктора Павловича, но на всякий случай искала в его поведении подтверждение своим худшим предположениям. Но не находила. Он был неизменно корректен, любезен и улыбчив. Он не допускал пошлых шуток и вольностей. «Был бы на его месте кто-нибудь другой, уж я бы нашла способ разузнать правду», – с досадой думала Марина. Но понимала, что ни с кем иным она бы не допустила столь близкого соседства.
Назначенный день свидания пришел, и Марина с огромной сумкой, набитой домашней снедью, отправилась к мужу. Вереница ее подруг по несчастью представляла унылое зрелище. Нагруженные котомками с провиантом, жены заключенных имели до крайности забитый вид. Они заискивающе улыбались сопровождающей их служащей изолятора, горластой шарообразной бабе в форме, которая всячески демонстрировала перед ними собственную значимость. Она поминутно выражала свое недовольство всем на свете, хотя ей никто и не пытался возражать. Женщины до смерти боялись потерять те драгоценные сутки счастья, которые им предстояло провести в этих мрачных стенах.