— Но есть и другие способы, — все еще хмурясь, буркнула Эйлин. — С чего ты решил, что я сатанистка?
— Да так. Разные мелочи. Взять хотя бы твое имя.
— Мое имя?
— Да, Мортвейн, — подтвердил Чаз. — Если бы сейчас были средние века, а ты являлась французским рыцарем, и имя твое было бы начертано на щите, то я бы не сомневался, что своим существованием ты бросаешь вызов смерти.
— Смерти? — Эйлин недоверчиво покачала головой. — Бросаю вызов смерти?
— А разве нет? — спросил Чаз. — Несмотря на то, что я побывал в нестерильной зоне — о чем тебе хорошо известно, — ты по крайней мере дважды утверждала, что не боишься гнили. А ведь мы сидим в такой тесноте, что тебе не избежать заражения спорами — будь я действительно заражен.
— Но я имела в виду... просто я не верю, что ты заразился. Слишком недолго ты пробыл снаружи.
— А откуда ты знаешь, сколько я там пробыл?
— Ну... это не могло продлиться долго. И при чем тут мое имя?
— Мне кажется, ты сама знаешь ответ. — Чаз без улыбки взглянул на девушку. — Мортвейн. На старофранцузском «морт» означает смерть, а «эн вейн» — «богохульство». В вольном переводе твое имя что-то вроде «я бросаю вызов смерти» или «я поношу смерть».
— Чушь! — возмутилась Эйлин.
— Значит, ты отрицаешь свою причастность к сатанизму? — Чаз пристально смотрел на девушку.
— Разумеется... Почему я должна верить в этот бред? Естественно, я достаточно терпимо отношусь к чужим заблуждениям, — может, более терпимо, чем остальные, — но это не означает, что я имею какое-то отношение к сатанизму. И вообще, я не на суде и не обязана отвечать на твои вопросы.
— Конечно нет, — согласился Чаз. — Однако среди сатанистов есть люди, считающие себя колдунами. Вместо того чтобы медитировать, они произносят заклятия и молитвы; держат животных, над которыми имеют власть. Они уверены, что могут бросать вызов самой смерти, поскольку находятся под покровительством зла. Кроме того, эти люди связаны с организованной преступностью.
— Нет. — Эйлин устало прикрыла глаза.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Что ты не связана с организованной преступностью или что ты не колдунья?
Эйлин открыла глаза, на ее губах появилась слабая улыбка.
— Неужели тебе не надоело изводить беззащитную девушку? — пробормотала она. — Ты не оставляешь мне выбора.
Чаз невольно улыбнулся в ответ.
— Ладно. Я задам вопрос иначе. Давай напрямую — ты из тех, кто называет себя колдунами?
— А если и так? — отозвалась Эйлин. — Какая разница, раз я тебе помогаю.
— Мне или кому-то еще.
— Нет! — неожиданно сердито воскликнула девушка. — Я никогда не предам тебя. И никому не выдам! Я не преступница и не сатанистка! — Ярость Эйлин иссякла столь же внезапно. — Ну хорошо. В одном ты не ошибся: я колдунья. Только ты понятия не имеешь, что это означает.