— Вы сегодня очень рано. Обычно мы встречаемся, когда я иду домой… Сменили график?
— Нет, — она наклонилась, подобрала плоский камешек и запустила его в море, и он исчез, проглоченный волной. — Просто не спалось сегодня. Решила выйти пораньше — чего зря сидеть?
— Разумно, — Вадим Иванович помолчал, потер ладонью короткую седую щетку волос на макушке, и взгляд Киры невольно приковался к его руке. Странные были руки у Князева — слишком крепкие, сильные, не стариковские. Казалось, что они, в отличие от своего хозяина, забыли состариться. — Что у вас новенького?
— В сущности ничего, — медленно произнесла она, и ее пальцы машинально потянулись к тому месту на груди, куда ночью ввинчивался невидимый раскаленный штырь. — Я записалась на бальные танцы…
— Правда? — он чуть повернулся, и его темные очки тускло блеснули. — Это очень интересно… И кто ваш партнер?
— Да так… там познакомились. Я его еще совершенно не знаю.
— Симпатичный парень?
— Ну… в принципе, да.
— Он вам понравился, верно?
— Возможно.
— Что ж… это хорошо. Рад за вас.
— А чего это вы за меня рады?! — внезапно ощетинилась Кира, в очередной раз отбрасывая за спину хлещущие по лицу пряди, и Вадим Иванович, усмехнувшись, отвернулся.
— Вы странная особа, Кирочка. Вы злитесь, когда я говорю с вами… м-м… не очень хорошо, но когда я говорю с вами по-доброму, вы злитесь тоже. Я вас раздражаю? Если так, то мы можем прекратить наше общение и при встрече ограничиваться простым «здрассьте».
— Нет, я этого не хочу, — глухо ответила она. — Но если что-то не устраивает вас, майор, то…
— Меня трудно вывести из себя, — Князев поворошил мокрую гальку концом трости. — Почему вы все время называете меня «майором»?
— Ну… просто… — Кира подобрала еще один камешек и подбросила его на ладони, — когда я вас первый раз увидела — в день нашего приезда, то подумала — верно, так и выглядит постаревший майор Мак-Наббс… Простите, это, конечно же, глупо… но почему-то так прилипло…
Вадим Иванович расхохотался — с явным удовольствием, потом потер ладонью мокрую от морских брызг щеку.
— Не извиняйтесь. И подумать не мог, что кто-то сравнит меня с суровым шотландцем! Но это занятно, ей богу!.. И что же ваши танцы? Расскажете?
Она неохотно заговорила, но постепенно скованность исчезла из ее рассказа, он ожил и заиграл яркими красками. Ей хотелось, чтобы он понял, каково смотреть на это, каково двигаться самой, и она описывала все — и движения, и музыку, и особенно танцы Паши и Тони — каждую фигуру, каждый поворот головы, изящную томность медленного вальса, задорность квикстепа, и страсть, вскипающую в каждом движении танго, то медленном и крадущемся, то стремительном и резком, и ее руки порхали среди ветра, иллюстрируя рассказ… и только уже договаривая, Кира осознала, что рассказывает все это человеку, который уже никогда не сможет танцевать.