Я злилась на них и на себя. Пользоваться вилкой оказалось намного труднее, чем я думала. Но я не отступала.
– Я больше не цыганка, – объявила я громко, – а значит, стала горгио и должна привыкнуть к вашему образу жизни.
– Почему бы тебе не найти другой табор? – поинтересовался Степан. – Они ведь с радостью возьмут тебя к себе.
Я отрицательно качнула головой.
– Не хочу. Я проклята, иначе погибла бы со всеми. Я только принесу несчастье другим цыганам.
– Умно, – заметил Сет. – Сейчас ты говоришь, как истинный горгио.
– Ты смеешься надо мной, потому что думаешь, что у меня ничего не получится.
– Мне кажется, ты и не хочешь учиться ничему новому. – Сет откинулся на спинку стула и зажег сигару. – Я думаю, это все часть игры маленькой цыганочки. Ты пытаешься заставить меня взять тебя в Париж.
– О! – Я приняла самый свой рассерженный вид. – Как ты можешь так думать, мсье Сет? Я знаю, что ты и сюда-то доставил меня с неохотой, и понимаю, что обязана тебе за похороны моих близких. И, конечно, я понимаю, что ты совсем не хочешь везти меня в Париж, да я и не собираюсь просить тебя об этом. Спасибо и за то, что ты отвезешь меня в Одессу.
– Что ты собираешься делать в Одессе, малышка? – встревоженно спросил Степан. – У тебя там кто-нибудь есть?
– Нет, – я покачала головой, – у меня вообще больше нет знакомых, кроме вас двоих.
– Почему бы тебе не отвезти ее обратно в Москву? – предложил Сет. – Я уверен, ее тетка и двоюродные братья обрадуются, увидев свою родственницу.
Я метнула на него злобный взгляд…
Одесса оказалась грязным портовым городом. По узеньким улочкам сновали нищие, проститутки, встречались пьяные моряки и купцы, мелкие торговцы и воры-карманники. Мы с Сетом вылезли из саней и сердечно попрощались со Степаном, Махнув нам на прощание, он отъехал, а Сет повернулся ко мне.
– Я тоже скажу тебе до свидания. Не могу утверждать, что получил удовольствие от общения с тобой, но это было занятно. – Он покопался в кармане и швырнул мне монету. – Прощай, цыганочка.
– Не называй меня так! – Я ловко поймала в воздухе монетку. – Я теперь горгио, как и ты.
Мы мерили друг друга враждебными взглядами. Он с демонстративным презрением разглядывал мои яркие юбки и шарфы, красные сапожки и шали. Затем откинул назад голову и весело расхохотался. Я сжала руки в кулаки.
– Ты, грязный пес. Как ты осмеливаешься смеяться надо мной? Ты думаешь, это так сложно – быть горгио?
– Кто угодно может быть горгио, – ответил он, посмеиваясь, – весь мир вокруг полон ими. Но стать культурным, образованным человеком – это совсем другое дело. А ты, мой маленький дружок, и за сто лет не станешь воспитанной женщиной. Ты так и останешься на всю жизнь маленькой грязной цыганкой, не важно, как ты будешь себя называть.