Встали мы рано. Солнце уже било в окно, а с птичьего двора доносился оглушительный гомон. Воды в кувшине было достаточно, чтобы умыться обоим. Я побрился и выплеснул воду за окно, на иссушенную зноем землю. Одевшись, мы спустились вниз.
На кухонном столе нас поджидал завтрак: горячий кофе с молоком, хлеб и белое масло. Все оказалось очень вкусно. Не было никаких признаков присутствия мужа в доме. Не успел я допить кофе, как хозяйка подозвала меня к двери. Во дворе я увидел свой автомобиль: за рулем сидел владелец гаража. Я понадеялся на помощь мистера Прайса с переводом, но его нигде не было видно.
Механик пустился в подробные объяснения, из которых я не понял ни единого слова, за исключением одного, постоянно повторявшегося: «carburateur».[9] Чтобы наглядно показать, мой собеседник даже дунул в воображаемую трубку, словно прочищая ее. Так вот какова была причина поломки! Куда уж проще… Я тут же поклялся себе пройти начальный курс автомобильного дела. Починка обошлась мне в тысячу франков. Тогда, до введения де Голлем нового франка, это составило примерно фунт стерлингов. Механик протянул мне ключи, и мы попрощались.
Мадам Прайс я тоже вручил тысячу франков. В те дни путешествия за границу обходились дешево – не то, что сейчас! Затем я окликнул Бернадетту, и мы сели в машину. Мотор завелся с пол-оборота. Махнув нам на прощанье, мадам Прайс исчезла в доме. Я дал задний ход, развернулся и медленно выехал из ворот.
Только мы оказались на дороге, как послышался громкий окрик. Я увидел мистера Прайса, бегущего к нам через двор. Он размахивал над головой громадным топором, словно дубиной.
У меня опустилась челюсть: мне показалось, что он собирается на нас напасть. Если бы захотел, он мог бы в три взмаха разнести автомобиль на кусочки. Однако лицо его выражало радостное возбуждение. Выкриками он старался привлечь наше внимание.
Запыхавшись, он наклонился к окошку и выпалил:
– Я вспомнил, вспомнил!
Я озадаченно смотрел на него. Он сиял, как ребенок, который сделал что-то очень хорошее для своих родителей и ждал похвалы.
– Что вспомнили? – растерянно спросил я.
Он закивал головой:
– Вспомнил, в кого стрелял в то утро. Это был поэт по имени Пирс.
Я отпрянул от окошка. Мы с Бернадеттой застыли на месте. Постепенно его оживление исчезло. Он начал понимать, что старался напрасно, отнесясь к моему вопросу самым серьезным образом. Это имя ровным счетом ничего для него не значило, а он всю ночь ломал голову, пытаясь его вспомнить. И после стольких усилий, наконец, сейчас он вспомнил, еле догнал нас – и что же получил в ответ? Ни слова, ледяное молчание.