Сначала чудовище спускалось по руслу высохшей реки, потом начало пробираться заболоченной безжизненной равниной. Даже там, где почва потверже, массивные лапы утопали больше чем на фут под тяжестью огромного туловища. Время от времени чудовище останавливалось, легко, как птица, поворачивало голову и оглядывало равнину. В такие минуты оно еще глубже утопало в трясине, и через пятьдесят миллионов лет людям довольно точно удалось определить по следам продолжительность этих остановок.
Вода уже никогда не вернулась в здешние края; палящее солнце превратило глину в камень. А после накатила пустыня, сокрыла следы под слоем песка. И много после — вослед за армадой угасших лет — сюда пришел Человек.
— Как думаешь, — проревел Бартон, пытаясь перекрыть шум, — не стал ли профессор Фаулер палеонтологом лишь потому, что имеет привычку играть пневматическим молотком? Или он пристрастился к молотку, пытаясь расширить традиционные методы палеонтологии?
— Не слышу! — отозвался Дэвис, налегая на лопату с видом заправского работяги. Он поглядел на часы. — Идем, скажем ему, что уже пора обедать. Он неизменно снимает свой хронометр, когда забавляется со своей проклятой машинкой.
— Сей номер не пройдет! — крикнул Бартон. — Он нас давно знает и потому всегда не прочь затянуть работенку минут на десять-пятнадцать. Но попытка не пытка, давай попробуем. Осточертел этот дьявольский грохот.
Два палеонтолога побросали лопаты и отправились к шефу. Завидя их, профессор выключил перфоратор, наступила тишина, нарушаемая лишь пыхтением компрессора.
— Пора возвращаться в лагерь, профессор, — заговорил Дэвис и небрежным жестом убрал левую руку за спину. — Вы ведь знаете, как сердится повар, если опаздывают к обеду.
Профессор Фаулер, член Королевской академии наук, обремененный множеством иных высоких званий, безуспешно пытался стереть с лица коричневую грязь. Случайный посетитель на раскопках вряд ли смог бы распознать в этом загорелом мускулистом молодце вице-президента Палеонтологического общества.
Почти целый месяц прошел в единоборстве с песком, покрывшим окаменелую плоть глиняной равнины. Расчищенный участок в несколько сот футов выглядел как моментальная фотография прошлого — чуть ли не лучшее из всего известного в палеонтологии. Когда-то в поисках исчезающей воды сюда переселилось множество птиц и зверьков; с тех пор прошло несколько геологических эпох, от этих существ не осталось ничего, но их следы сохранились навсегда. Почти всякий след может быть распознан, если, разумеется, он принадлежит какому-то существу, известному науке. А если нет?