Интендант третьего ранга (Дроздов) - страница 70

Оставалось ждать дня, когда Красная Армия прогонит врага, и можно будет без опаски вернуться в Город. Матвей не опасался, что с него спросят за бездействие. Объективные причины всегда можно найти. Напишет пару фальшивых донесений о боях – кто станет проверять? Разве сводки об урожае, которые райком направлял в область, были правдивыми? В обкоме радовались красивым цифрам, глядишь, и сейчас оценят. Наградят. Он остался в тылу врага, получив особо важное задание, в то время как другие бежали. Он сражался… Дадут орден. Красного Знамени или даже Ленина. Пете и Васе – по медали. Он похлопочет. Будут держать рот на замке. Не все так плохо…

Дни шли за днями, новости поступали все печальнее. Немцы по-прежнему наступали, Красная Армия катилась к Москве. Немецкие газеты (помощники приносили их время от времени) сообщали о скором падении столицы. Немцы обустраивались в Городе. Петя и Вася рассказывали о появлении полиции, старост в деревнях, о плановых поставках продовольствия рейху. Матвей все чаще со страхом думал о том, что немцы – это надолго. Что тогда? Рано или поздно они нагрянут в Осиновку. Принять бой? Их убьют сразу же: одна винтовка да наган, все стреляют из рук вон плохо. Сдаться? Немцы коммунистов безжалостно убивают. В Городе расстреляли четверых – тех, кто не сумел вовремя спрятаться. Оставался еще путь, о котором Матвей боялся думать, но все чаще и чаще мысленно к нему обращался. Пойманный коммунист немцам не нужен, но коммунист, который придет сам и будет полезен… Для начала сдать Петю и Васю. Невелики птицы, но для почина… До войны Матвей день и ночь пропадал в деревнях, знает всех активистов по именам и в лицо. Не все сбежали, многие маскируются. Такая информация немцев заинтересует…

Матвея не смущало предательство. Он не верил в идеи коммунизма, поскольку воплощал их в жизнь. Районные руководители говорили одно, а делали другое. Сверху были красивые слова про светлое будущее, а внизу шла бесконечная, безжалостная борьба с "врагами", перемалывавшая на кровавой мельнице всех подряд – правых и левых, злодеев и невиновных… Советской власти нравилось убивать людей, немцы – тоже… Какая разница, кому служить? Вот только как перебежать? Петя или Вася, соберись он в Город, обязательно увяжутся следом, так просто не отвяжешься. Грузин-энкавэдист наверняка инструктировал их на этот счет. Присматривают за ним, следят… Придется убить. Матвей не умел убивать, боялся. Одно дело написать донос и выступить на собрании, другое – выстрелить в человека. Он не сможет…

От таких мыслей Матвей впадал в тоску и пил все больше. Пьяным выходил на выгон и стрелял из нагана, целясь в осинку на краю. Мазал, отчего свирепел. Деревенские, увидев его с наганом, прятались, Петя с Васей опасались подходить. Расстреляв барабан, Матвей шел пить дальше. Лицо его опухло, пожелтело, в правом боку поселилась ноющая, выматывающая душу боль. Донимала изжога, которую нечем было лечить. Матвей винил во всем мерзкий самогон, который местные жители гнали с помощью чугуна и тазика. Во время очередного приступа изжоги Матвей так костерил проклятое пойло, что Петя не выдержал и робко вмешался: