Неохотно уступив моим просьбам, вдова рассказала мне о Пискижеве. Он появился в Прилеповке несколько несколько лет назад и первое время жил один в пустой хибаре. Первым прознали об его колдовстве бабы и девки, которые потихоньку стали бегать к нему: кто полечиться, кто приворожить хлопца. Скоро Пискижев перебрался жить к молодухе. Та была замужем, но Пискижев сделал так, что ее муж потерял способность к половому общению, но остался жить в избе с женой и ее сожителем, покорно работая на образовавшуюся пару. После этого все в Прилеповке стали бояться колдуна. Его приглашали почетным гостем на свадьбы – дабы не "испортил" молодых и гостей, перед ним заискивали на праздниках и без возражений угощали его водкой – пил Пискижев много и охотно. Как рассказала вдова, в последнюю неделю молодуха со своим законным мужем сбежали от Пискижева: тот совсем распоясался, пил каждый день и требовал от молодухи, когда станет умирать, принять от него колдовскую силу.
– Табе не гаварыв пра свою силу? – строго спросила вдова, закончив свой рассказ. – Каб ты взяв?
Я отрицательно покачал головой.
– Гляди! – погрозила мне пальцем вдова.
После того, как мы вместе сходили к обедне, вдова стала относиться ко мне, как к своему, и это мешало. Что я мог ей возразить? Что она могла знать о жизни своекоштного студента университета, которого отец-генерал лишил всяческого вспомоществования за отказ идти в военную службу по примеру старшего брата? Для Прилеповки три рубля – огромные деньги, а мне столько платят за час уроков. Но для Петербурга три рубля – крохи. В столице много богатых купцов, которым лестно, что их отпрысков учит студент дворянских кровей, из знаменитого рода. Урочных денег мне хватает на жизнь, но заплатить за курс…
В журнале за статью мне пообещали двести рублей.
– Можем заплатить и четыреста, – сказал мне редактор, выдавая аванс в дорогу. – Если привезете нечто такое, о чем никто никогда не писал. Обычные побасенки про леших и домовых нам не нужны. Вот их сколько! – махнул он рукой в сторону этажерки, заваленной кипами бумаг. – Вы мне колдуна подавайте, настоящего, что волосы у читателя дыбом стояли!
Четыреста рублей мне хватит, чтобы заплатить за год учебы, и справить новую шинель с теплой фуражкой – зимы в Петербурге холодные. Никто из пишущих в журналы никогда не видел собственными глазами, как колдун передает свою силу, никто не получал ее лично. За такое и пятьсот рублей попросить можно!
… Я опоздал. Назавтра Пискижев слег, вокруг его избы стояли мужики, которые не пустили меня к колдуну. Со слов вдовы я знал, что умирал он долго и тяжко.