Вино из одуванчиков (Брэдбери) - страница 6

Плохо, сиротливо человеку одному, когда не о ком заботиться, вот почему даже старая неудачливая колдунья может затосковать о чьей-то улыбке (рассказ «Мальчик-невидимка»). Бескорыстная доброта и способность бескорыстно любоваться прекрасным — вот сила, которая творит в волшебном мире Бредбери самые настоящие чудеса. И тогда старик возвращается в напоенное первозданной свежестью запахов и красок лето жизни («Запах сарсапарели»). И люди на закатном берегу, отказавшись от кощунственной мысли торговать чудом, уж, наверно, дождутся его вновь, потому что отныне ждут бескорыстно, — как дождались герои рассказа «Диковинное диво».

Все эти чудеса, все волшебство рассказов Бредбери, как и «Вина из одуванчиков», по самой глубокой сути своей очень человечны. Да иначе и не может быть, ибо он прежде всего — гуманист.

В этой книге представлен лишь один Бредбери — мастер волхвований и чар. Это лишь одна сторона его фантастики. Но что представляет собой столь привычный для нас термин «фантастика», или, чаще, «научная фантастика»?

Чаще всего слова «научная фантастика» у нас ассоциируются с именем Жюля Верна. Но идеи Жюля Верна — это техническая мечта его века. И к ней никак нельзя подверстать творчество ни Эдгара По, ни такого великого фантаста, как Герберт Уэллс.

Технически Машина времени не имеет никакого смысла, да и невидимый человек не может существовать, — это превосходно знал и сам Уэллс, один из самых образованных людей своего времени. Говорят о том, что Уэллс предсказал атомную войну, но он предсказал ее не как техническую революцию, а как социальную катастрофу.

«Я должен сказать ясно и открыто, — сказал Уэллс, — я социалист и не могу быть иным. Я должен писать и говорить о социализме, обдумывать его новые формы и действовать во имя его…»

Наш век — век великих писателей-фантастов мирового класса. Эго социальный фантаст Герберт Уэллс, это фантаст-философ Станислав Лем, это японский писатель Абэ. В этот список должен быть внесен и Рэй Бредбери.

Чудеса тоже могут быть возведены в ранг фантастики, если они введены в литературу вдохновенным пером. В русской литературе мы знаем «Пиковую даму» Пушкина и творчество Гоголя. Областью, которая подвластна фантастике, не может быть лишь одна наука. «Фантастика, — сказал Бредбери, — это окружающая нас реальность, доведенная до абсурда!..»

Сам Герберт Уэллс не считал свои фантазии научными. Такие фантазии, писал он, «не ставят своей целью изобразить в самом деле возможное, их цель — добиться не большего правдоподобия, чем то, какое бывает в хорошем увлекательном сне. Они захватывают читателя искусством и иллюзией, а не доказательством и аргументами, и стоит только закрыть книгу, как пробуждается понимание невозможности всего этого…»