– Мы же мертвые, Лида, понимаешь, давно мертвые! Нас еще тогда похоронили. С музыкой и речами. Это были не проводы, а похороны. Зина это почувствовала, потому и отказалась лететь. Она знала, что мертвым возврата нет.
Лида легонько отстранила его бороду, закрывшую ей пол-лица, и стала нежно ее поглаживать.
– Неправда. Это мы похоронили их, Нильс. Для нас перспектива возвращения была реальностью, а для них надежды дождаться нас не существовало.
– Мы мертвые, Лида, мумии, музейные чучела!
– Но не ты, тебя они дождались. И ты уже ее простил.
– Плохо, что нам не разрешили иметь детей.
Рука ее замерла, губы сжались. Он почувствовал, как в душе его шевельнулось что-то еще неосознанное. Он осторожно отстранил ее от себя. Лида присела на пятки. Он долго рассматривал свою измятую куртку, стараясь совладать с собой. Когда их глаза встретились, ему показалось, что ее глаза мертвы:
– Возвращаешься?
– Не туда, куда ты меня посылаешь. Перво-наперво сбрею бороду, потом запрошу Центр, когда вылетает следующий звездолет. Только бы было место.
– Нильс, ты спросишь только о себе? – остановил его ее вопрос, когда он уже был на аллее. Он обернулся.
– Нет, только о тебе. И буду ждать, выберешь ли ты Нильса Вергова своим партнером.
Ее второй оклик остановил его уже на развилке.
– Нильс, ты не дал мне сказать. Мы не мертвые, Нильс, просто мы перестали лететь. Вот этого-то мы никак не можем постичь.
И она подняла вверх большой палец правой руки астропилоты пользовались этим знаком, когда сообщали, что приборы в порядке, что все в твоем секторе спокойно. Беззвучный всплеск радости всегда очаровательно неожиданный – озарил ее бледное лицо.
Он тоже поднял вверх большой палец.