Это произошло 9 марта. Придя, по обыкновению, к императору рано утром, в семь часов, Петр Алексеевич застал Павла очень озабоченным и не просто серьезным, но даже мрачным. Император стоял под дверью и, едва министр зашел, захлопнул за ним дверь и шел к столу за его спиной. Пален насторожился, однако остался внешне спокоен. Тем временем Павел забежал вперед и несколько мгновений разглядывал своего министра с новым, подозрительным, изучающим выражением. Потом выпалил:
– Вы были в Петербурге в 1762 году?
– Да, государь, – кивнул Пален, начиная понимать, куда ветер дует, и придавая лицу своему выражение истинного pfiffig’а: самое что ни на есть непонимающее. – Но что вы хотите сказать, ваше величество?
– Вы принимали участие в заговоре, лишившем престола моего отца? – начиная дрожать, выкрикнул Павел.
– Господь с вами, ваше величество, – покачал головой Пален. – Я был в то время слишком молод. Кто я был? Простой унтер-офицер в одном из кавалерийских полков. Сами посудите, мне ли было решать судьбу государства, быть действующим лицом в перевороте? Нет. Но почему вы спрашиваете?
Павел резко отвернулся, потом снова взглянул на министра, и во взгляде его смешались ненависть, и страх, и обычное для него выражение сдержанного безумия:
– Потому что… я чувствую, что и теперь хотят повторить то же самое!
На какой-то миг Пален ощутил, как у него мгновенно пересохли губы, а ладони похолодели. Но тотчас приступ испуга прошел, Пален взглянул на государя со слабой улыбкой, спросил, выделяя слова:
– Вы чувствуете или знаете наверняка, ваше величество?
Если он хотел успокоить императора, то едва ли преуспел. Павел сделался бледен:
– Знаю наверняка, говорите вы? Получается, я не ошибся! Получается, есть нечто, что мне следует знать!
Теперь успокоить его было уже невозможно. Пален знал по опыту: когда лицо Павла вот так желтеет, глаза начинают закатываться, а ноздри раздуваются, на него вот-вот накатит один из тех приступов бешенства, сладить с которыми не мог никто, ни окружающие, ни он сам. В ответ на увещевания, слезы, мольбы он мог только выдавить сквозь зубы: «Отстаньте! Не могу сдержаться!» – и продолжал буйствовать.
В русских деревнях встречаются иногда женщины, которых называют кликушами. Говорят, они одержимы бесом Кликой, который заставляет их буйствовать и неистовствовать. Именно кликуш порою напоминал Палену император, но если деревенскую бабу можно привести в чувство увесистой пощечиной, то не станешь же хлестать по физиономии императора… Пусть бы тебе и очень хотелось так сделать! Тут нужно было средство более радикальное, пощечина моральная, вернее сказать, хороший удар обухом. И Пален понял: вот тот случай, которого он ждал. Пан или пропал!