За ним двинулся и лорд Маккол, вспоминая подавляющую сцену.
Едва услышав исполненный возмущения возглас: «Оставьте меня, сударь! Вы с ума сошли?» – Десмонд почуял неладное и, вскочив с постели, растерянно замер перед распростертой девушкой, пристально вглядываясь в ее лицо, сделавшееся вдруг совсем иным – гневным и оттого незнакомым.
Ничего пока не понимая, Десмонд начал торопливо напяливать на себя одежду, но мокрая ткань налезала с трудом. Не совладав со штанами, он вновь потянул их вниз… и с постели донесся исполненный ужаса вопль. Обернувшись, он увидел, что девушка сидит, поджав колени к подбородку, с расширенными от испуга глазами…
Почему он вдруг стал внушать ей такое отвращение? Или Марьяшка забыла, какая дрожь только что сотрясала ее тело, как туманились глаза? Неужели дневной свет вызвал приступ чрезмерной стыдливости?
Желая успокоить бедняжку, Десмонд развязал узелок, в котором она держала сменную рубаху, и протянул ей, мешая русские и английские слова, как изъяснялся с ней обычно:
– Cold… Ship… волны – бух! На палуба. Сухое dress надевать, Марь-яш-ка…
– Какая палуба? Что за тряпье вы мне суете? И какая я вам Марь-яш-ка, сударь?!
Она, в точности так же ломая язык, как Десмонд, произнесла свое имя, однако все остальное было почти безупречной английской речью, и он остолбенел.
Вдруг тяжесть легла на его сердце. Годы спустя Десмонд не раз думал, что прозрение настигло его уже тогда, и если бы он дал себе труд осмыслить все странности, его жизнь могла бы сложиться иначе. Да, все могло бы быть иначе, если бы… Если бы она хотя бы позаботилась прикрыть наготу, прежде чем пускаться в дальнейшие расспросы!
– Позвольте спросить, где мое платье? – вскричала Марьяшка, сурово взглянув на него и став на колени, так что все ее дивное тело вновь открылось Десмонду.
– Его пришлось выбросить. Но не тревожься, в Англии я куплю тебе новое. И не одно, а сколько пожелаешь! – раздраженно ответил Десмонд.
О, каким облегчением было не коверкать язык в несусветных русских словах! Он улыбнулся, но не получил ответа на улыбку. Заломив бровь, девушка взглянула на него с презрением:
– В Aнглии? Вы? Да кто вы такой, чтобы я позволила… Поверьте, сударь, я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве!
– Вы принадлежите мне! – рявкнул Десмонд, взбесившись от ее бессмысленной заносчивости. – Что бы вы ни говорили, что бы ни возомнили вдруг, вы – моя собственность! Советую вам помнить свое место и впредь не забываться!
Едва выговорив последние слова, он пожалел и о них, и об интонации, с которой они были сказаны. К чести его, следует добавить, пожалел еще прежде, чем девушка подалась всем телом вперед и влепила ему пощечину.