Винт здорово обрадовался Веньке и долго представлял его ребятам в палате:
– Глядите! Это Венька! Из моего класса! Ко мне пришел! Друг!
Венька никогда не был другом Винта. Более того, он подозревал, что друзей у Пашки вообще не было, как, впрочем, и у него самого. Друг – это такое… такое… что не у каждого бывает. Ну ладно, пусть ребята в палате думают, что у Винта друг Венька, а у Веньки – Винт.
– Ну, как в школе? – спросил Пашка, усаживая Веньку на кровать.
– Нормально, – ответил Венька и протянул Винту пакетик с двумя булочками и папиной ручкой, оплетенной блестящей синей проволокой. – Это тебе передача… – Венька запнулся, помолчал немного, а потом почему-то добавил: – от класса…
– Вот здорово! – обрадовался Пашка. – Я наши булочки из буфета, знаешь, как люблю! Вы прямо угадали, что мне больше всего нравится. Вот что значит – друзья! – сказал он так громко, чтобы это слышали абсолютно все в палате, засунул в рот сразу полбулочки и взялся за ручку. – Ручечка! Клевая! Ну, спасибо! Жаль, что писать буду еще не скоро. – И он слегка качнул загипсованной рукой.
– Болит? – спросил Венька.
– Не очень. Терпимо.
– А нос?
Пашка левой рукой потрогал ленту пластыря на лице и сказал:
– Честно говоря, нос больше. Может, потому, что на нем гипса нету, как ты думаешь?
Венька не знал, почему нос болит больше, поэтому сказал про другое:
– Антуана поставят на учет в детскую комнату милиции.
– Да ну? – изумился Пашка. – За что?
– Как это за что? За твои нос и руку.
– Не может быть… – растерялся Пашка. – Я же сам виноват…
Венька удивился, что Винт, оказывается, все правильно понимает, и пояснил:
– Твои родители на него заявление в милицию написали.
– Ну, дают! А мне ни гу-гу! – разозлился Пашка. – Мама только что здесь была. Все «тю-тю-тю», Пашенька, «сю-сю-сю», а про это ни слова. Ну, ничего, Венька, она завтра придет, так я ей задам жару! Скажи Антуану, что все обойдется: заберут они свое заявление, как миленькие!
Венька подумал, что сегодня выдался очень хороший день. Не зря он навестил Винта. Глядишь, у Антуана все обойдется! Да и Пашка приятно удивил. Может, он вовсе не такой гад, каким прикидывается.
Венька еще немного посидел в палате, потом они с Пашкой побродили по коридорам больницы. Когда Венька уходил, Винт, заглядывая ему в глаза, спросил:
– Еще придешь?
– Не знаю, – честно сказал Венька. – Завтра у мамы день рождения, а потом, на выходные, мы всей семьей к бабушке уезжаем.
– Так ты после выходных приходи…
– Я постараюсь, – пообещал Венька и пошел к выходу.
Венька стер с доски, взял свою сумку с парты и хотел выйти из класса, но заметил лежащую на Аллочкиной парте толстую тетрадку с Леонардо Ди Каприо на обложке. Конечно, Венька не удержался и раскрыл тетрадку, чтобы еще раз полюбоваться на ровненькие кругленькие буковки, которыми умела писать только одна Аллочка. Тетрадь оказалась анкетой, но не Аллочкиной, а Таньки Осокиной. На первой странице, изрисованной цветами, бабочками и сердцами, Осокина приклеила свою фотографию. Под ней ядовито-зеленым маркером она вывела волнистыми буквами имя – Таня – и нарисовала птицу. Красивую, совсем не похожую на ту, которую Венька не так давно неудачно переделал в печально известный сук. На следующих страницах шли всем знакомые вопросы девчоночьих анкет.