– Не подтверждает? – засмеялась Маша, раскрывая письмо. – Странно, а мне подтверждает… – И она зачитала фразу «факт был» и «факт подтверждаю».
Нюся рукой к письму потянулась, но мать письмо загородила.
– Это документ, – сказала мать. – Раз вы не хотите по-хорошему…
Тут Нюся заплакала и сказала матери:
– Вы пользуетесь тем, что работаете в исполкоме. Вы думаете, раз ваша власть, то у бедных людей и прав нет…
– Ничего себе бедные! – воскликнула Маша.
– Нюся, давайте по-хорошему. – Мать вела себя образцово.
Но Нюся всхлипнула, назвала их непечатно и захлопнула за собой дверь.
– Никуда теперь не денутся, – сказала мать. – Дай письмо, я завтра сниму копию. И надо ехать в деревню. Ну их к черту… От греха подальше…
Это надо было стерпеть – деревню. Две низкие, паркие зимой клетушки. Между Машей и дедом с бабкой ситцевая занавеска в горошек.
Бабка принесла ведро:
– Сюда будешь ходить.
Маша сначала вскинулась, но раз-два сбегала на улицу по грязи, посидела над дыркой, из которой дуло, приняла ведро. А потом и то, что его за ней выносили.
– Ладноть тебе, – говорила бабушка. – Поношу уж, не тяжесть…
Одно было мучительно. Старики просыпались очень рано, громко говорили, громко ели вчерашний борщ, громко обсуждали, чем кормить «тяжелую». Эти долгие громкие утра вскормили в Маше такое отвращение, что она всерьез задумалась: зачем эти люди живут, зачем? Ну какая от них польза на земле? Корова – огород, огород – корова… Это – жизнь? Никаких интересов, никакой радости.
– .. .Ты кружки на помидорах смывала?
– А то!
– В прошлом годе ты неаккуратно делала, тухлость в помидоре была…
– Не морочь голову…
– Ты послеживай… У тебя борщ на второй день, а уже негожий… Это отчего? Ясно – от помидоров…
– Сам ты негожий… Борщ как борщ… Кислота в нем должна быть… Не суп…
– Цыпленка резать будем?
– Погоди… Нельзя ж одними курями ее кормить…
– А черт ее знает, чем кормить… Не ест нашего…
– Извиняемся! Колбасы-молбасы у нас нету…
Маша натягивала на голову стеганое одеяло. Тут, под одеялом, ненависть усмирялась. Вспоминалось детство, как привозила ее сюда мать, как ей спокойно и легко спалось под этим самым одеялом после спанья на ящиках с духовыми инструментами. Когда мать уехала от отца – «Причин много, но главное – его ревность. Я права не имела человеку улыбнуться и руку протянуть. Все ему казалось…» – «Казалось ли?» – думала, повзрослев, Маша. Нет, она за матерью ничего такого не замечала. Более того, считала: мать имеет право на более свободное поведение. Но мать – нет. Это сейчас у нее кто-то, а раньше…
Когда приехала от отца и стала искать работу по специальности киномеханика, ей в исполкоме сказали: