В этом образцово оснащенном гипсовой идеологией парке, люди рассказывают, совершалось ночами то, к чему головы имеют отдаленное отношение. Но на то и парк, даже если он пионерский. Маша села на лавочку недалеко от фонтана. Струи его били из рыбных горл прямо на стоящего в центре пионера с горном. Маша села так, чтоб было видно – она сидит одна, но, с другой стороны, на случай чего-нибудь непредвиденного, можно обежать вокруг фонтана и прямо выскочить на аллею, где каждый третий с повязками дружинника на рукаве. Правда, опять же, как рассказывают люди, с повязками самая фарца и есть. У них тут свои дела, а свисток и красная тряпочка – так это, как говорится, «дерьма-пирога».
Уже темнело, но фонари еще не включали. Местная власть объявила борьбу за экономию электроэнергии. Команда включать давалась дежурным по городу. Дежурный стоял у окна и смотрел, как темнеют улицы, а Пионерский парк из темно-бутылочного стал темно-синим, потом посерел и уже норовит впасть в черноту.
«Погожу, – думал дежурный. – Сегодня суббота, народу много, народ сам себя соблюдает и без света. А когда включу, то будет больший эффект праздника».
Первый вычленился из толпы и пошел на Машу споро и уверенно. Это был дядечка в порядке, но явно русский. Даже не грузин.
– Скучаем? – спросил он, бухаясь на скамейку рядом с Машей.
– Сижу, – ответила чистую правду Маша.
– А если будет дело поинтересней? – спросил русский-не грузин.
В этом месте в Машиной хорошо продуманной схеме был пробел. Она не знала, как правильней: назвать сумму прописью сразу или этот момент во всем деле конечный?
Маша боялась совершить тактическую ошибку.
Она так усиленно напрягла мозг, чтоб с первого слова стать на нужные, правильные рельсы, что на секунду забыла, где находится, зачем пришла и кто ждет ее ответа.
Она просто закаменела, как гипсовая пионерка, читающая рядом с ней «Молодую гвардию». Она даже не заметила, как русский-не грузин вдруг вскочил с места и со словами «Неля! Неля!» – исчез.
«Хорошо, – подумала Маша. – А то я так сразу растерялась…»
Потом она совсем облегченно вздохнула. Все-таки надо пообвыкнуть на лавочке.
Но ей везло. К ней опять шел мужик, опять наш, советский, правда, на этот раз нерусский. Черный такой. Может, молдаванин. Или армянин. Кто у нас еще черный? Одним словом, не прибалт.
– Как насчет? – спросил он. – Насчет картошки дров поджарить?
«Быдло, – подумала Маша. – Деревенский стиль… Дров поджарить… Дурака кусок…»
– Отвали, – сказала она тихо.
– Ой! Ой! – сказал черный, но сел неблизко. Человека два между ними бы поместилось.