Ермолаев открыл было рот, видимо желая что-то уточнить, но не успел произнести ни слова, потому что в прихожей раздался резкий телефонный звонок.
– Алло, Вадик, это я, Зоя, – услышал Фишкин в трубке ставший уже знакомым и привычным голос. – Ты как себя чувствуешь? Если у тебя все нормально, то, может, прямо сегодня и начнем? Я вот думаю, сначала химию подтянем, да?
– Я сегодня занят, – коротко и почти грубо ответил Фишкин, которого моментально накрыла волна предательского страха, ведь за его спиной, явно прислушиваясь к разговору, маячил любопытный Ермол.
В ту же секунду Вадим забыл все свои благородные помыслы и намерения касательно Зои, забыл, что дал себе слово никогда ее не обижать и больше не предавать. Помнил в этот момент он только одно: любыми путями не допустить обнародования в классе своих каких бы то ни было отношений с Колесниченко.
– Извини, у меня тут Ермолаев, проведать зашел, – нетерпеливо проговорил в трубку Фишкин тоном, предполагающим окончание разговора.
Но Зоя не слышала или не хотела слышать явной холодности в голосе любимого.
– Слушай, а тогда давай я вечером зайду, часов в семь? Учти, материал сложный и его много, а времени у нас очень мало! – голосом учительницы начальных классов заметила Зоя.
– Кто это там с тобой воркует? – наконец не выдержал Ермолаев, почти вплотную приблизившись к Фишкину.
– Да это Колесниченко… Запарила меня, а что хочет, толком объяснить не может, – раздраженно проговорил он, прикрывая рукой трубку и в душе проклиная себя за малодушие.
Естественно, он прекрасно понимал, что сильно рискует серьезно обидеть Зою, потому что начало фразы, а главное, каким тоном оно было произнесено, Зоя наверняка услышала. Но, увы, переступить через свой страх быть осмеянным приятелями Фишкин просто не мог.
– Понятно, – преувеличенно бодро отозвалась Зоя, – но это к лучшему, мне сегодня тоже не совсем удобно встречаться, потому что я обещала бабуле помочь с уборкой.
На самом деле Зою душили слезы обиды, и, чтобы только Фишкин этого не понял, она, даже не попрощавшись с ним, бросила трубку. Зоя хорошо слышала, как Вадим бросил небрежно: «Да это Колесниченко», – и, хотя продолжения фразы Зоя не слышала, по одному только тону, каким было произнесено ее имя и фамилия, могла догадаться, что ничего хорошего о ней Вадим Ермолаеву не сказал. И еще Зоя прекрасно понимала, что Фишкин в разговоре с ней позволил себе такой тон исключительно по одной причине – из страха, что Ермолаев может заподозрить, что между ними, Вадимом и Зоей, существуют какие-то особые отношения. И если бы там, рядом с Фишкиным, не стоял Ермолаев, то и сам разговор имел бы совсем другое завершение. Это Зоя Колесниченко знала наверняка.