– Ты вечно всех защищаешь, Че! А когда она врала бессовестно, и не один раз, и не два, у нее тоже помутнение в голове происходило, да? – Ира Наумлинская не смогла сдержать негодования.
Она живо вспомнила историю со стихотворением, написанным Галей Снегиревой, которое Тополян самым наглым образом выдала за свое. Ух, как она, Ирина, вмазала ей тогда по физиономии грязной, мокрой тряпкой!
– Ну-у, смотри, куда тебя занесло! – В голосе Черепашки сквозило осуждение. – Неужели будем вспоминать все Светкины провинности с первого класса… Так же нельзя! Мы говорим об одном конкретном случае и всё! И тут не так все однозначно, я уверена. Ярлыки клеить проще всего. Может, поговорить с ней? Только как, я не знаю…
– Я вспомнил! У меня в пятом классе из куртки двадцать рублей свистнули! – заорал Фишкин так радостно, будто это воспоминание было самым приятным в его жизни.
– А вот тут ошибочка вышла, Фишка! Меня в пятом классе здесь еще не было! Я в седьмом к вам перешла. Так что, не стесняйтесь, вспоминайте дальше, только с седьмого класса, если можно. Уж не обессудьте, так вышло…
Оказывается, Тополян уже с минуту стояла в дверях класса и с вызовом созерцала стихийное собрание по поводу обсуждения или осуждения ее собственной персоны. А они так увлеклись, что даже не заметили ее присутствия!
– Свет… подожди… Мы же разобраться хотели, ты извини, что за твоей спиной, ты не… – попыталась сгладить неловкость Черепашка, но не успела договорить.
– Да пошли вы! – отчаянно выкрикнула Тополян и, изо всех сил хлопнув дверью, выбежала в коридор.
Ее душили злые, бессильные слезы, а больше всего угнетало то, что ей ровным счетом нечего было сказать своим одноклассникам. Потому что объяснения своему поступку девушка не знала и сама.
«Ни фига они не понимают, еще разобраться хотят. Психологи домороченные! Очередная развлекуха для них и всё, повод побазарить и поумничать, блин!»
Слизывая бегущие по щекам соленые слезинки, Тополян быстро шагала в сторону дома.
Но у родителей Света поддержки не нашла. Впрочем, она особо на это и не надеялась. Как ни умоляла она Ашота Суреновича, размазывая слезы по лицу, забрать ее из этой школы, и даже мама уже готова была уступить непутевой дочери, но отец оставался непреклонным.
– Ты достаточно взрослая, чтобы уметь решать свои проблемы, – твердо заявил он Светлане. – Тем более что ты сама их себе создаешь. Ты же сумела украсть, можешь грубить мне и маме, добиваться желаемых удовольствий и обновок у тебя тоже неплохо получается… Так будь добра научиться еще одной малости – отвечать за свои поступки.